Баски — народ, живущий на побережье Бискайского залива в западных отрогах Пиренейских гор (известных также как Кантабрийские горы), как на южной их стороне, на территории Испании, так и на северной, лежащей во Франции. О происхождении басков точных сведений нет, однако,  как показывают данные археологии и антропологии, их предки обитали на этой территории со времен позднего палеолита (см. 1.1.3).
На протяжении всей своей истории этот этнос отождествлял себя в первую очередь с языком, на котором общались его представители — баскским (Б. я.). Носители языка называют себя euskaldun, букв. «владеющий баскским языком», а свою страну, в свою очередь, называют Euskal Herria, т. е. «страна баскского языка». Факт осознания себя баскоговорящими до середины ХХ века превалировал в самосознании этноса, и вопреки административной принадлежности к Испании или Франции коренные жители Страны Басков в большинстве своем считали себя (а многие считают и сейчас) не испанцами или французами, а именно басками.
Огромный наплыв иммигрантов, связанный в первую очередь с индустриализацией Бискайи и некоторых других областей, отток коренного населения после разгрома в гражданской войне 1936–1939 гг. в Испании и последовавший запрет на публичное употребление Б. я., продержавшийся до 1978, отсутствие официального статуса Б. я. во Франции привели к значительной утере Б. я. (от 98% владеющих Б. я. в конце XIX века до 24% в конце ХХ) и переходу от идеи «баск — это говорящий по-баскски» к идее «баск — это коренной житель Страны Басков». 

Название «баскский язык» (lingua vāsconum) было дано римлянами в период завоевания севера Пиренейского полуострова (II–I вв. до н. э.) по названию народа (Vāsconēs — баски, устар. васконы). У Страбона — ουασκώνων. Названия на основных европейских языках: англ. Basque, исп. vasco, фр. basque. Других вариантов названия нет. Самоназвание языка — euskara (диалектные варианты: биск., гип. euskera, наварр.-лаб. eskuara, сулет. üská).
Что касается латинского названия басков, предполагается, что римляне переняли его у более ранних индоевропейских народов, живших по соседству с басками. Возможно, слово vāscones (< ba(r)scunes?) первоначально означало ‘вершинный народ’, т. е. ‘горный народ’.
Происхождение самоназвания точно не установлено. Наиболее распространенная гипотеза связывает его с названием одного из аквитанских племен (Ausci) с добавлением суфф. -(k)ara/-(k)era ‘манера, способ’ [т. е. ‘по-аускски’]. Согласно же недавней гипотезе А. Иригойена, более ранняя его форма *enuskara / *enuskera (enusquera дважды встречается в тексте XVI в.) может восходить к древнему глаголу *enautsi ‘говорить’ (с тем же суффиксом).

Баскский — изолированный язык, не входящий ни в одну известную языковую семью. На протяжении всей истории изучения Б. я. неоднократно предпринимались попытки связать его с каким-либо из известных языков, как живых, так и мертвых. В XVI в. многочисленными авторами апологий баскского языка (А. де Поса, Эчаве, М. де Сальдибия и др.) была высказана идея о том, что Б. я. является «прародителем» всех реликтовых языков Пиренейского полуострова. Не имея под собой никаких лингвистических оснований, эта идея, однако, сыграла значительную роль в развитии языкового самосознания.
Тот факт, что Б. я. — это единственный доиндоевропейский язык, сохранившийся в регионе после романизации, объясняется в первую очередь географическими факторами: в гористой части страны (saltus vāsconum) прокладка коммуникаций, размещение римских легионов и контроль за населением было существенно затруднено. Однако в равнинной части баскоязычного ареала (ager vāsconum — в Аквитании, на северо-востоке Арагона и в долине Эбро) романизация, по всей видимости, шла гораздо успешней.
В 1728 г. Ларраменди выдвинул гипотезу о том, что язык иберийских племен, перебравшихся на Пиренейский полуостров с севера Африки задолго до вторжения римлян, является родственником, или даже предком, баскского. Эта гипотеза получила широкое распространение благодаря работам В. фон Гумбольдта (1821), посетившего Страну Басков в начале XIX века. Гипотеза, изначально весьма спорная в силу отсутствия баскских элементов в иберийском, неоднократно всплывала в дальнейшем после каждого нового прочтения корпуса иберийских текстов. Так, Г. Шухардт в 1908 году опубликовал работу, сопоставляющую падежные морфемы баскского и иберийского; в дальнейшем его примеры были объявлены несостоятельными. Во второй половине ХХ века крупнейшие баскские лингвисты Антонио Товар и Кольдо (Луис) Мичелена на основании транскрипции иберийского М. Гомеса Морено (1943) независимо друг от друга признали  предполагаемое родство этих языков несостоятельным. Это мнение поддерживает большинство лингвистов.
Гораздо больший интерес вызвала кавказская гипотеза, доминировавшая в лингвистике ХХ века, о родстве Б. я. с кавказскими (и, в частности, с картвельскими) языками. Общность эргативной морфологии, превалирующая агглютинация, наличие (хотя и весьма спорное) лексических параллелей, не в меньшей степени, чем определенное культурологическое и антропологическое сходство, заставляли многих и многих исследователей искать регулярные фонетические соответствия. Публикация реконструкции прабаскской фонологической системы К. Мичелены (1961) и выход в свет этимологического словаря А. Товара и М. Агуда  показали, что большинство предполагаемых лексических соответствий с баскским либо объясняются латинскими заимствованиями, либо не могут быть отнесены к реконструируемым прабаскским формам. Тем не менее, поиски родственных связей Б. я. продолжаются. Так, по мнению С. А. Старостина и его коллег, наиболее вероятно включение Б. я. в дене-кавказскую макросемью, в которую предположительно входят сино-тибетские, абхазо-адыгские, нахско-дагестанские языки и языки на-дене. Разработка этой гипотезы в настоящее время не завершена.
Гипотеза о родстве баскского языка с аквитанским была высказана сравнительно поздно (А. Люшер, 1877) и, в силу малого объема корпуса аквитанских памятников (менее 400 имен собственных, включенных в латинские тексты), трудно доказуема. В ее пользу, однако, говорят следующие доводы: во времена романизации Б. я. был распространен на территории Аквитании, там же обнаружено большинство баскской эпиграфики; более половины из надежно выделяемых аквитанских корней и аффиксов имеют прозрачные соответствия в современном баскском (напр. andere, andre — and(e)re ‘госпожа’, cis(s)on — gizon ‘мужчина’, -berri — berri ‘новый’); фонологическая система аквитанского весьма схожа с ре­кон­стру­иру­емой прабаскской (высокая частотность геминат, сибилянтов и h, низкая частотность губных, кроме b, отсутствие начальных стечений согласных и др.); наконец, аквитанские словообразовательные модели идентичны баскским. В настоящее время многие специалисты считают аквитанский язык прямым предком Б. я.
В связи с проблемой происхождения Б. я. большой интерес вызывают генетические исследования населения Страны Басков и смежных областей. Полученные на сегодняшний день результаты до некоторой степени противоречивы. Резюмируем наиболее надёжные выводы. С точки зрения генома в целом, баски не слишком значительно выделяются среди других европейцев. В то же время, отдельные генетические маркеры (изучение некоторых из них началось ещё в середине XX в.) дают на территории С. Б. значимый эффект; так, у коренных жителей С. Б. практически отсутствует III (B) группа крови и чаще, чем в других регионах мира, — у 30-35% населения — встречается отрицательный резус-фактор (Rh-).
По данным последних исследований митохондриальной ДНК (mtDNA), связанной с наследованием по материнской линии, существует непрерывная генетическая связь современных басков с населением Франко-Кантабрийского региона (включающего юг современной Франции и северо-восток Испании) периода позднего палеолита или мезолита. Известно, что этот регион играл важнейшую роль в ледниковый период, оставаясь самым густонаселённым районом («ледниковым убежищем») Западной и Центральной Европы. В постледниковую эпоху он стал источником  повторного расселения людей. Обнаружены генетические маркеры, специфичные для С. Б. и прилегающих областей (где их частнотность ниже), что свидетельствует о некотором периоде генетической изоляции. По временнЫм оценкам, популяция отделилась от тогдашней общеевропейской около 8 000 лет назад, т. е. до прихода земледельческих народов с Ближнего Востока и до прихода индоевропейцев, и пережила период наибольшей экспансии около 4 000 лет назад. В последние тысячелетия, однако, очевидно влияние общеевропейского генофонда.1.1.3.      рас­про­стра­не­ние; число говорящих
Распространение. Носители Б. я. составляют коренное население исторической области Страна Басков (С. Б.), традиционно делившейся на семь провинций. Три провинции, лежащие на территории Испании (Гипускоа, Бискайя, Алава) образуют автономный регион Страна Басков (Euskal Autonomia Erkidegoa, или Euskadi), четвертая (Наварра) также имеет статус автономии. Три северные провинции (Лабур, Нижняя Наварра, Суль) входят на правах округов во французский департамент Атлантические Пиренеи. Наибольшее число носителей сохраняется сейчас в Гипускоа и Бискайе.

Таблица 1. Исторические баскские провинции и их столицы
Исторически ареал распространения Б. я. был гораздо больше, нежели в современности. Баскские топонимы обнаруживаются практически во всей северной части современной Испании, от Астурии до Лериды, а во Франции простираются вплоть до р. По. Однако на протяжении истории этот ареал постепенно сокращался, особенно на территории Испании. Зафиксированы документы, показывающие, что в эпоху позднего средневековья на баскском все еще говорили от Бургоса до Риохи. Однако давление кастильской короны постепенно вытесняло баскский из всех сфер употребления. Отмена в начале XIX в. особых прав — foruak,— дарованных баскам в 1512 г. (момент присоединения Наваррского королевства к Кастилии), и постепенный приток испаноязычных иммигрантов значительно вытеснили Б. я. как в городах, так и в сельской местности.  Если в большей части провинции Алава и значительной части Бискайи к западу от Бильбао Б. я. утрачен сравнительно давно, то баскоговорящая зона в Наварре, самой большой и населённой из семи провинций, сократилась вдвое только за последние полтора столетия.
В 1939 году после поражения республиканцев в Испании, отмены автономии и запрета на употребление Б. я., значительная часть населения эмигрировала в Аргентину, Венесуэлу, США и Канаду (Новый Свет осваивался басками уже начиная с эпохи Великих географических открытий). Самый крупный очаг диаспоры сформировался в штате Невада (США).
Предполагается, что баскские китобои в своих плаваньях неоднократно достигали берегов Канады и Ньюфаундленда еще до открытия Америки Колумбом (о чем свидетельствует, в частности, баскская топонимика). В XVI–XVII вв. пиджин на баскской основе был языком торговли с индейцами на атлантическом побережье Сев. Америки, в особенности на п-ове Лабрадор и в устье р. Св. Лаврентия, некоторые баскские слова проникли и в межплеменной lingua franca залива Св. Лаврентия. Другой пиджин, баскско-исландский, был в ходу в XVII веке в Исландии. Списки слов и предложений на этом пиджине были опубликованы в 1937 г.
Число говорящих. По данным переписей 1991–1996 гг. на французской и испанской частях Страны Басков находилось 23.500 басков монолингвов, 505.200 билингвов (из них 159.200 с преобладанием баскского, 146.300 владеющих в равной степени двумя языками и 199.700 с преобладанием испанского или французского), 182.700 пассивных билингвов и 1.659.800 басков, не владеющих Б. я. Эта ситуация весьма разнится по провинциям: в то время как в Сули, Нижней Наварре и Гипускоа Б. я. владеет больше половины населения (73%, 65% и 55% соответственно), в других провинциях это число колеблется от 14% до 30%. Около 200.000 басков-билингвов («Amerikanuak») находятся в диаспоре (по данным Ю. В. Зыцаря (1990) — около 170.000).

В Б. я. выделяются следующие основные диалекты (см. табл.).
Обозначения основных диалектов и провинций:

Ареал этих диалектов (кроме ронкальского) в большой степени перекрывается с географическим ареалом соответствующих провинций, существующих с раннего средневековья, что дало основания воспринимать их как отдельные диалекты. Первую строгую классификацию диалектов разработал в 60-х гг. XIX в. принц Луи Бонапарт, выделивший 8 основных диалектов — биск., гип., южный в.-наварр., северный в.-наварр., западный н.-наварр., восточный н.-наварр., сулет. и лаборт.,— к которым в 1880 г. он добавил ронкальский, ранее входивший в состав сулетинского как поддиалект. В 1905 г. Р. М. де Аскуэ предложил объединить южную и северную разновидности верхненаваррского, а также западную и восточные ветви нижненаваррского, что дало наиболее устоявшуюся классификацию, включающую 7 диалектов. В 1924 г. Ж. Лакомб предложил альтернативную классификацию, противопоставляющую бискайский всем остальным диалектам, т. к. в его строе сохранилось множество предположительно архаичных черт. Разработка новой классификации баскских диалектов (к. XX в.) принадлежит К. Суасо. Он различает 6 диалектов, объединяя н.-наварр. и лаборт. Вымерший ныне ронкальский в классификации К. Суасо вместе с говором соседней долины Сарайцу образует восточно-наваррский диалект. (Подробнее см. 2.7.0).
Из этих диалектов 4 использовались как письменные: лаборт., в.-наварр., биск. и гип. (в хронологическом порядке). Любопытно, что вплоть до ХХ в. не существовало двух одновременных литературных норм, т. о. свойство «использоваться как литературная норма» кочевало от диалекта к диалекту.
Традиционно исследования баскских диалектов базировались преимущественно на анализе баскского глагола, хотя существенные различия между диалектами прослеживаются на всех уровнях языка. Официальная классификация диалектов была разработана на основе опросника, в котором предлагались 168 глагольных форм. К. Суасо использует более широкий набор критериев.
Основные изоглоссы:

• фонетические и фонологические
• наличие придыхания /h/
• наличие носовых гласных
• фонетическая реализация <j>
• наличие фрикативного губного /f/
• количество противопоставленных сибилянтов
• наличие озвончения сибилянтов
• сегменты и контексты, на которые распространяется палатализация
• морфонологические
• рефлексы основы вспомогательного глагола *erau: dut (<*daut), det (<*deut), dot (<*daut), düt (<dut)
• морфологические
• образование проспективного причастия (причастия будущего времени): показатели -en (ген) и/или -ko (атр)
• образование глагольного имени: показатели -tze-/-keta
• образование локативных падежей одушевленных ИГ: показатели -gan / bait-
• наличие показателя косвенного вопроса -ntz
• категории адресатов, противопоставленные в аллокутиве: hi ‘ты (доверит.1)’ / zu ‘ты’ / xu ‘ты (доверит.2)’

Степень расхождения между диалектами достаточно велика, что затрудняет взаимопонимание, но в целом не препятствует ему. Следует учитывать, что в Стране Басков существует несколько деревень (Аспейтия, Мутрику, Ондарроа и др.), говоры которых радикально отличаются от говоров соседних селений, вплоть до полного взаимонепонимания.
Основные тенденции развития диалектов: уменьшение числа использующихся синтетических глаголов, развитие аналитических форм и выравнивание парадигм, эволюция падежной системы (экспансия социатива за счет инструменталиса, появление различия между одушевленными/неодушевленными именами).
Носители языка отождествляют себя в первую очередь с баскским языком, и только затем с диалектом, однако диалектное самосознание тем не менее ярко выражено, более того, большинство носителей языка представляют себе географическое распределение основных диалектов и говоров.
В качестве койне сейчас используется «объединенный Б. я.» (euskara batua) — стандарт, разработанный Академией Б. я.
Х.-И. Уальде выделяет три основных типа соотношений между объединенным Б. я. (батуа) и местными диалектами/говорами:

• В некоторых местах традиционные говоры утрачиваются (напр., во всей Северной С. Б. и во многих районах Наварры): местный говор сохраняют очень немного носителей, все из них старики. Некоторые молодые выучили или изучают Б. я. в школе, однако традиция устной передачи языка прервана. Традиционные говоры никак не влияют на Б. я., изучаемый в школе.
• В некоторых других местах в молодом поколении возникает «гибридный Б. я.». Местный говор в чистом виде сохраняется только у старших носителей, молодые же «смешивают» его с элементами батуа. Так обстоит дело в большей части Гипускоа и в некоторых районах Наварры.
• Наконец, во многих других местах, напр., на побережье Бискайи, молодежь владеет как местным говором, так и батуа, не смешивая их, а используя как разные коды. В школе они говорят на батуа, дома и с друзьями — на местном говоре. Многие способны легко переключаться с одного кода на другой, в зависимости от собеседника. Так, одну и ту же фразу один и тот же носитель может сказать разными способами, ср.: ori neski-ori Kóldon alabí re (говор с. Ондарроа) vs. neska hori Koldoren alaba da (батуа) ‘Эта девушка — дочь Кольдо’.

Эти два кода различаются не только лексически и морфологически, но также имеют разные фонологические и просодические системы. Такая ситуация наблюдается в местах, где (i) сильны позиции традиционных говоров и (ii) велика разница между этими говорами и батуа. Смешения кодов обычно не возникает, хотя отдельные элементы интерференции в обоих направлениях отмечаются, особенно в области просодии.

Б. я. является одним из официальных языков 4-х южных провинций Страны Басков, входящих в состав Испании. Во французской части С. Б. баскский язык не признан в качестве официального ни в каких сферах общественной жизни.
До 80-х гг. ХХ в. Б. я. не имел доступа к сферам формального общения: к моменту, когда латынь исчезает из делопроизводства, она заменяется не баскским, а кастильским и французским. Французская часть со времен Реформации находилась в более выгодном положении благодаря протестантизму. Необходимость проведения богослужения на баскском с одной стороны значительно повысила престиж Б. я., а с другой, вызвала появление переводов Нового Завета и других религиозных текстов. К тому же, вплоть до XVIII в. французская часть С. Б. формально не принадлежала ни к одной из существующих тогда держав. Однако революция 1789 г. прочно закрепляет баскские провинции как периферийные в составе франкоговорящей области с центром в По и запрещает делопроизводство на языках, отличных от французского. В том же веке поток иммигрантов, устремившийся на побережье Лабура, заметно вытесняет Б. я. из сферы повседневного общения.
Напротив, в Испании попытки применения Б. я. в богослужении были редки и почти всегда пресекались властями. Начиная с XIII в. заметно давление, оказываемое Арагонским королевством с целью вытеснения Б. я., в частности из сферы торговли. Это давление привело к значительному сокращению баскоговорящего ареала в Испании. После Карлистских войн, в к. XIX–нач. XX в. в С. Б. зародилось национально-освободительное движение, которое видело одной из важнейших своих задач придание Б. я. официального статуса. Во времена Республики (1933–1936 гг.) разрабатывался проект выделения С. Б. в автономию, в которой Б. я. был бы официальным. Конец этому проекту положила гражданская война. После падения Республики (1939 г.) вплоть до принятия Конституции 1978 г. публичное использование Б. я. было запрещено. Несмотря на этот запрет, некоторые издания на Б. я. всё же печатались (полуофициально), а в 1954 г. была открыта первая икастола (см.  1.3.3).
Современная языковая ситуация характеризуется двуязычием; баскоязычных монолингвов остались считанные единицы. В населении южных провинций четко просматриваются три страта. (1) Старше 70 лет: не получив полного образования, они владеют Б. я. заметно лучше испанского и используют исключительно диалектные формы языка. (2) От 40 до 70 лет: пройдя образование полностью на испанском, они владеют им лучше или не хуже баскского, и также используют только диалектные формы языка. (3) Моложе 40 лет: как правило, владеют Б. я. не хуже испанского, используют формы стандарта (батуа), однако при общении зачастую предпочитают испанский. Для нового поколения баскоговорящих, выучивших Б. я. в школе, существует особый термин — euskaldunberriak («новые баски»), в оппозицию к euskaldunzaharrak («старым баскам»), владеющим Б. я. как родным.
Х.-И. Уальде выделяет три основных типа соотношений между объединенным Б. я. (батуа) и местными говорами:

• В некоторых местах традиционные говоры утрачиваются (напр., во всей Северной С. Б. и во многих районах Наварры): местный говор сохраняют очень немного носителей, преимущественно старики. Некоторые молодые выучили или изучают Б. я. в школе, однако традиция устной передачи языка прервана. Традиционные говоры никак не влияют на Б. я., изучаемый в школе.
• В некоторых других местах в молодом поколении возникает «гибридный Б. я.». Местный говор в чистом виде сохраняется только у старших носителей, молодые же «смешивают» его с элементами батуа. Так обстоит дело в большей части Гипускоа и в некоторых районах Наварры.
• Наконец, во многих других местах, напр., на побережье Бискайи, молодежь владеет как местным говором, так и батуа, не смешивая их, а используя как разные коды. В школе они говорят на батуа, дома и с друзьями — на местном говоре. Многие способны легко переключаться с одного кода на другой, в зависимости от собеседника. Так, одну и ту же фразу один и тот же носитель может сказать разными способами, ср.: ori neski-ori Kóldon alabí re (говор с. Ондарроа) vs. neska hori Koldoren alaba da (батуа) ‘Эта девушка — дочь Кольдо’. Эти два кода различаются не только лексически и морфологически, но также имеют разные фонологические и просодические системы. Такая ситуация наблюдается в местах, где сильны позиции традиционных говоров и велика разница между этими говорами и батуа. Смешения кодов обычно не возникает, хотя отдельные элементы интерференции в обоих направлениях отмечаются, особенно в области просодии.

Число говорящих на Б. я. в кругу семьи примерно в 1,5–2 раза превышает число использующих его в кругу друзей. В силу требований, предъявляемых баскским правительством, неуклонно растет число говорящих на Б. я. на работе, превышая даже число употребляющих его в семье.
Существует несколько издательств, публикующих как произведения баскских писателей, так и переводы на баскский мировой классики. В целом можно отметить определенный прогресс в развитии Б. я. в южных провинциях.
В северных провинциях, напротив, Б. я. в основном передается в семейном кругу. Не имея официального статуса, Б. я. тем не менее присутствует в музыке и фольклорных праздниках (как, например, пастораль в Сули — театрализованная песенная сценификация картин баскской истории).
Отдельно следует упомянуть так наз. аллокутив, или «ика» (hika < hi ‘ты (доверит.)’ + -ka нареч), — особый регистр общения, предполагающий равноправные дружественные отношения. Этот регистр характеризуется использованием особых глагольных форм, в которых последовательно различается обращение к лицам женского и мужского пола, независимо от того, присутствует ли в предикации актант второго лица (см. 1.3.6). Это единственный фрагмент баскской грамматики, где учитывается пол — имя в Б. я. не имеет категории рода. Аллокутив  не изучается в стандартном курсе Б. я., который преподают в центрах изучения Б. я. для детей (ikastola) и для взрослых (euskaltegia). В городах использование аллокутива весьма ограничено, зачастую он используется только мужчинами при обращении к мужчинам. Сейчас аллокутив используется в основном в деревнях Гипускоа и некоторых других провинций, однако следует заметить, что там его использование повсеместно.

Отдельные баскские слова мы находим в латинской эпиграфике, преимущественно в Аквитании, они датируются первым веком до н. э. — первыми веками н. э. К Х в. относятся т. н. Эмилианские глоссы из монастыря Сан Мильян, в которых содержатся два баскских вкрапления: jzioqui dugu и guec ajutuezdugu (в современной орфографии, вероятно, izioki dugu и g(u)ek ajutu ez dugu); значение глаголов (izioki, ajutu) точно не установлено, однако опознаются формы вспомогательного глагола (dugu) и местоимения gu ‘мы’, отрицание (ez) и глагольные показатели -tu и -ki. К тому же времени относится обширный список городов и деревень из того же монастыря. К XII в. относится первый словарь, вкрапленный в путеводитель паломников в Сантьяго, который составил французский путешественник Эмери Пико. В нем содержатся 18 баскских слов с их толкованиями на латыни. К XIV в. восходят первые известные связные тексты на баскском, среди которых, возможно, самый известный — молитва, приписанная к кодексу из кафедрального собора в Памплоне, никак не связанная с предыдущим текстом. Она представляет собой народный, магический вариант «Отче наш». В XVI–XVII вв. появляется множество свидетельств, как в стихах, так и в прозе, в большинстве своем сходных с испанскими «cantares de gesta», которые описывают события XIV–XV вв., что предполагает около двух веков их существования в форме устной традиции.
Первый труд, напечатанный на баскском, принадлежит перу Б. Эчепаре (Дэчепаре) и называется «Linguae Vasconum Primitiae» (1545). Книга представляет собой первую апологию Б. я., написанную на Б. я. (нижненаваррский диалект). В 1571 г. выходит перевод Нового Завета, выполненный Ж. Лейсаррагой. Текст, написанный на лаборт. диалекте, содержит некоторые элементы, присущие другим северным диалектам. Первое художественное произведение на Б. я. — Guero («Потом») — было издано в 1643 г. и принадлежит перу Педро де Ашулара, лабортанца, родившегося в Наварре. Эта книга на протяжении веков считалась образцом стилистического совершенства. К тому же времени относится собрание народных пословиц и образцов народной поэзии, изданное А. Ойенартом из Сули. К концу XIX в. относится творчество Шалваторе, универсальной фигуры для мира баскской поэтической импровизации. ХХ век связан с пересмотром литературной традиции, с попытками отойти от замкнутости Б. я., привнося в язык все, что несет в себе европейская культура. На первый план здесь выступает творчество представителей южных провинций С. Б.: поэтов Лисарди и Лауашета, прозаиков Б. Ачага и А. Лерчунди.
Стандартизация. В 1832 году Х. П. де Урибарре обратился к Хунте Герники  с проектом создания общества из 24 человек, в чьи задачи входило бы изучение, распространение и поддержка баскского языка. Впоследствии в 1856 г. Х. Айскибель высказывается о необходимости создания организации для выработки единой орфографии и единого литературного стандарта баскского языка. Во второй половине XIX века в страну приезжает принц Луи-Люсьен Бонапарт, который с 1856 по 1869 организует 5 экспедиций по стране с целью изучения и фиксации ее диалектов. К концу века большинство ревнителей баскской культуры осознали необходимость единого подхода к языку. В 1901 г. в Эндайе и в 1902 г. в Ондаррибиа (Фуэнтерабиа) прошли два конгресса, посвященных унификации языка, которые, впрочем, не дали никакого конструктивного результата. Перед участниками конгрессов стояли, в первую очередь, две проблемы, которые в то время казались неразрешимыми. Во-первых, на тот момент не существовало никакой традиционной системы транскрибирования: в то время как северные диалекты ориентировались на французский, южные предпочитали испанский при выборе записи палатализованных, сибилянтов и аффрикат. Это обстоятельство существенно препятствовало созданию единого словаря. Во-вторых, ни один из диалектов не имел единой непрерывной литературной традиции: если лаб. использовался как нормативный литературный язык XVI–XVII вв., уже в XVIII веке на смену ему приходит гип. норма, что, впрочем, не исключало появления литературных произведений на других диалектах на протяжении практически всей истории Б. я. С другой стороны, существовало две традиции, в равной мере понятные всем баскоговорящим: норма церковного языка, ориентирующаяся на лаб. диалект, и язык, который использовался в турнирах поэтической импровизации (bertsolaritza), представлявший собой некое наддиалектное койне.
Существенную роль в процессе унификации языка сыграла Академия баскского языка (Euskaltzaindia), основанная в 1918 г. благодаря усилиям Х. А. де Уркихо, Р. М. де Аскуэ, Д. Агирре и Р. Олайбиде. Деятельность Академии началась в 1920 г., результаты ее работы публиковались в журнале Euskera. В том же году был принят единый алфавит, который, впрочем, неоднократно пересматривался во второй половине ХХ века. В 1922 г. был опубликован доклад об унификации языка, однако дальнейшей работе помешала борьба двух противоборствующих течений. Пуристы ратовали за «очищение» языка от влияния других языков и за создание неологизмов в случае, когда коренная лексика оказывается недостаточна, в то время как определенная часть академиков опасалась того, что новый стандарт окажется нежизнеспособным и неприемлемым для основной массы баскоязычнго ареала. Важно было и то, что баскский язык не имел доступа ни в общеобразовательные учреждения, ни в появившиеся в то время средства массовой информации, что неимоверно затрудняло распространение предполагаемого стандарта среди по большей части неграмотного населения.
Основная заслуга по созданию стандарта Б. я. принадлежит Р. М. де Аскуэ, решившего создать стандарт Б. я. на основе гипускоанского диалекта, обогатив его элементами, привнесенными из других провинций. В начале 30-х гг. он проводит анкетирование населения с целью выявления основных фонетических, морфологических и лексических различий в разных диалектах. Деятельность Академии была прервана гражданской войной, разразившейся за несколько недель до предполагаемого принятия нового статуса автономии для Страны Басков. Десятилетия диктатуры, в течение которой Б. я. был официально запрещен для публичного использования (конституция, предусматривающая равноправие Б. я. наряду с испанским, была принята в 1978 г., через три года после смерти Франко), однако, не помешали Академии продолжать работу над стандартом. В 1952 г. Ф. Крутвиг и Л. Вильясанте предложили новую модель стандарта, взяв за основу литературные тексты на классическом лабурдинском диалекте. Этот проект вызвал к жизни новые усилия лингвистов, и в 1968 г. на тайном конгрессе в Аранцасу был выработан первый список норм, касающихся орфографии, морфологии существительного и неологизмов. К 1973 г. Академия выработала проект унификации морфологии глагола (в том числе, были унифицированы парадигмы синтетических глаголов), взяв за основу элементы наварро-лабурдинские и гипускоанского диалектов. Несмотря на критику (особенно со стороны представителей Бискайи) этот проект был принят. К 1990 г. — моменту публикации академического словаря (ПРОВЕРИТЬ!) — процесс унификации языка можно считать в общем решенным. Новый стандарт получил наименование «объединенный баскский» — euskara batua. Существенным для процесса унификации Б. я. можно считать тот факт, что в стандарт вошли все исконно баскские лексические единицы, употребляемые в разных провинциях; так, скажем, у глагола «ломать, разбивать» приняты три формы — puskatu, hautsi, apurtu — несмотря на то, что ни в одной провинции все три не употребляются как синонимы.

До середины ХХ в., несмотря на многочисленные ходатайства в правящие органы баскских провинций, было запрещено использовать Б. я. в образовании. Первая икастола (ikastola) — центр изучения Б. я. для детей — была организована в 1954 г. в Сан-Себастьяне и поначалу имела статус частной школы. С 1960 г. икастолы в Испании переживают эпоху значительного расцвета, к 1975 г. число учащихся в икастолах превышает 25.000. Сейчас в икастолах учится большинство испанских школьников-басков и, начиная с 90-х гг., можно пройти полный курс обучения по любой специальности полностью на баскском, начиная от детского сада и кончая университетом. В 70-х гг. открываются также центры изучения Б. я. для взрослых (euskaltegia), с каждым годом привлекающие все большее число учащихся.
Во Франции баскский имеет статус регионального языка, наряду с бретонским, каталанским, окситанским и др. Закон Дексона 1951 г. разрешил учителям начальной школы прибегать к региональным языкам, если это может принести пользу образовательному процессу. Декретом 1974 г. региональные языки были введены как факультативный предмет в школьное обучение и в экзамен бакалавриата. Б. я. изучается как иностранный язык в школах Экс-ан-Прованса и Бордо, в университетах Бордо и По. Первая французская икастола была создана в 1969 г., а к 2001 г. в икастолах учится около 1900 детей. Французские икастолы имеют статус частных школ, однако, в результате многолетних переговоров с правительством и Министерством образования, стали получать финансовую помощь от государства. С конца 1990-х гг. обучение на Б. я. ведется также в одном лицее и двух коллежах.
История и современное состояние изучения, крупнейшие научные центры мира, где данный язык исследуется; наиболее известные специалисты (с указанием страны).

Современный баскский алфавит состоит из традиционных букв латинского алфавита, с добавлением буквы ñ и за вычетом букв c, q, v, w, y (всего 21 буква). Эти последние пять букв, а также буква ñ, не являясь официально частью алфавита, используются при записи иноязычных слов, а ñ также и в некоторых баскских словах и именах (напр., Iñaki). При записи сулет. текстов используется также ü. За исключением букв ñ и ü, диакритики в настоящее время не используются, однако во многих словарях и лингвистических работах до середины XX в. они применялись, в первую очередь для обозначения сибилянтов. Диграфы dd, ll, rr, ts, tx, tt, tz при упорядочивании по алфавиту не считаются отдельными буквами. Некоторые словари не учитывают при определении порядка букву h в неначальной позиции.
Стандартная орфография, утвержденная Академией Б. я., была принята в 1964 г. Значительную роль в ее разработке сыграл К. Мичелена.
В таблице 1 указаны основные графические соответствия фонем в стандартной современной орфографии, не совпадающие с буквенными обозначениями фонем в таблице согласных. Примеры в тексте статьи приводятся, если не оговорено иное, также в современной стандартной орфографии.

Система гласных фонем :

Гласный ü (переднего ряда, верхнего подъема, огубленный) представлен в сулетинском диалекте. В том же диалекте отмечаются назализованные гласные фонемы, соответствующие всем шести основным гласным.
Гласные верхнего подъема после гласных переходят в глайды, образуя нисходящие дифтонги: ai, au, ei, eu, oi, ou. (ui?) В вост. и части центр. диалектов i и u перед гласными также переходят в глайды: zion [sjon] ‘(форма гл.) иметь’, eskua [-wa] ‘рука (кисть)-опр’, fruitu [-wi- / -uj-] ‘фрукт’. В зап. и части центр. диалектов сохраняется два слоговых гласных, иногда с помощью эпентезы, которая может распространяться на все слова или только на заимствования): eskua [-ua / -uwa / -uβa], begia ‘глаз-опр’ [-ia / -ija / -iɟa].
В некоторых диалектах различаются долгие и краткие гласные.

Система согласных фонем:

Диалектные различия. Гипускоанскому x (на письме j) соответствуют сулет. звонкий щелевой постальвеолярный ž, ронк. глухой щелевой постальвеолярный š, биск. звонкий дорсопалатальный смычный ɟ, и т. д.
Глухой придыхательный h встречается только в северных диалектах (лаборт., н.-наварр., сулет.), в остальных присутствует только на письме в начале слова и между гласными: hau (Л, НН, С [hau], Б, Г, ВН [au]) ‘этот’; аналогично un(h)atu ‘уставший’, al(h)aba ‘дочь’. Между гласными h озвончается: uholde [uɦolde] resp. [uolde] ‘наводнение’. Ни в одном диалекте не присутствуют одновременно /h/ и /x/. В перечисленных северных диалектах глухие смычные могут иметь придыхание: e[ph]er ‘куропатка’, e[th]orri ‘приходить’, a[kh]er ‘козел’. Придыхательные смычные встречаются только в 1-м и 2-м слогах, ср. в суффиксе причастия -tu: sar[th]u ‘входить’, но ager[t]u ‘появляться’. Наличие придыхательных смычных может являться свидетельством более древней системы, в которой они существовали как регулярные аллофоны простых смычных либо как серия самостоятельных фонем. Предположительно в прабаскском ведущей оппозицией среди смычных была оппозиция напряженных и ненапряженных (К. Мичелена, А. Мартинес).
В биск. и части гип. говоров ламино-альвеолярный s и апико-альвеолярный ś совпадают в апико-альвеолярном варианте, а соотв. аффрикаты — в ламино-альвеолярном. В части северных диалектов альвеолярные аффрикаты практически отсутствуют, а постальвеолярный š не встречается в начале слова. В некоторых биск. говорах в ограниченном числе слов отмечается звонкая аффриката ʒ. В сулет. z является самостоятельной фонемой, в других диалектах — аллофоном s (см. ниже).
Фрикативный f, первоначально аллофон /p/, приобрел статус фонемы сравнительно недавно, кроме некоторых центральных и западных говоров, где f отсутствует и поныне (тогда в заимствованиях используется p), и некоторых других, где f появляется только в заимствованиях и в нескольких исконных словах как вариант p. Есть заимствования, в которых f соответствует романскому v: fite ‘сразу’ ~ фр. vite ‘быстро’.
Дистрибуция аллофонов. Фонемы b, d, g в интервокальной позиции, а также между плавным и гласной реализуются как щелевые ([β, ð, ɣ]), в прочих позициях — как смычные, напр.: egia ‘правда’, argia ‘свет’ [ɣ], ongi ‘хорошо’, gizon ‘мужчина’ [g]. В некоторых диалектах (биск.) d в интервокальной позиции дает одноударный [ɾ] или звонкий дорсопалатальный смычный [ɟ].
Как и в испанском, в Б. я. имеется два р-образных сонанта: многоударный (вибрант) r и одноударный (хлопок, flap) ɾ. Они противопоставлены в интервокальной позиции: ura ‘вода’ — urra ‘орех’, hiri ‘город’ — irri ‘улыбка’, и нейтрализованы в прочих позициях (в отличие от испанского, перед и после согласного обычно выступает вибрант). В начале слова, за исключением некоторых позднейших заимствований (radar ‘радар’, robot ‘робот’), р-образные не встречаются. Большинство заимствований с исходным начальным r- оформляются протетической гласной и многоударным r: errepublika ‘республика’, errege ‘король’.
Сибилянты представлены тремя парами «щелевой-аффриката», двумя альвеолярными и одной палатальной (щелевые приблизительно соответствуют русским с, ш и щ), однако их реализация в разных диалектах различна; в общем заметна тенденция к утрате противопоставления между альвеолярными (см. выше). Исторически, видимо, существовала фонематическая оппозиция по глухости-звонкости (s/z, ś/ź), ныне утраченная. М. Сальтарелли отмечает звонкие аллофоны (z, ź) в позиции перед звонкими согласными: hezi [s] ‘забор’ vs. hizlari [z] ‘оратор’, hesi [ś] ‘воспитывать’ vs. esne [ź] ‘молоко’. Уальде: кроме сулет. (см. выше), звонкие аллофоны выступают только перед звонкими согласными.
Палатальные и палатализация. Палатальные, возможно, уже существовали в прабаскском, хотя прямых подтверждений этому нет. В средневековом Б. я. их присутствие подтверждается документально.
В диалектах Б. я. представлены два процесса палатализации переднеязычных согласных, автоматический (обязательный) и семантически обусловленный (экспрессивный). Палатальные согласные изначально были, очевидно, аллофонами простых. Обязательной палатализации подвергались переднеязычные, кроме d, r, и rr, в позиции после i или j перед гласным (Б, Г), в сулет. также на конце слова.  При этом в биск. и гип. палатальное n или l перед d вызывают палатализацию d, которое само по себе не палатализуется (indaba ‘фасоль’ > [iɲdjaba], и более того, d j полностью ассимилируется с λ (hil da ‘он умер’ > [iλa]). Обязательная палатализация не отражается в орфографии, напр. langile [-iλe] ‘работник’, ditut [ditjut] ‘(форма гл.) иметь’.
В центральных диалектах автоматическая палатализация в настоящее время не действует, но есть свидетельства того, что когда-то она происходила и в них. Романские заимствования с исходными палатальными, такие как oilo ‘курица’ [oλo] (< исп. pollo или под.), muino [muño] ‘холм’ (< ром. *bunno), bainu [bañu] ‘ванна’ (< исп. baño), в этих диалектах демонстрируют распадение палатального на предшествующий j + непалатальный согласный: [ojlo], [mujno], [bajnu/majnu], что соответствует современной орфографии. То же явление можно наблюдать и в исконных словах ([baño] ‘но’, центр. [bajno], орф. baino).
Неавтоматическая («экспрессивная») палатализация заключается в замене сегмента (обычно переднеязычного) на соответствующий палатальный или, реже, в добавлении палатального сегмента перед начальным гласным слова.
Изначально экспрессивная палатализация служила средством образования слов с уменьшительной и/или ласкательной семантикой, как имен, так и глаголов. Во многих словах эта ее функция сохраняется: mutiko ‘мальчик’ > muttiko ‘мальчишка’, zezen ‘бык’ > xexen ‘бычок’. Однако в значительном числе случаев палатализованная форма приобрела самостоятельный статус: стала немаркированной ((t)xakur ‘собака’ vs. zakur ‘большая собака’), приобрела нетривиальные семантические отличия от непалатализованной ((t)xori ‘птица’ vs. zori ‘удача, случай’, первонач. ‘знамение’), или практически вытеснила ее, как произошло со словами с изначальной диминутивной семантикой (ttipi ~ txiki ‘маленький’ < tipi ~ tiki, gutti ~ gutxi ‘мало’ < guti) и со словом etxe ‘дом’ < etse ~ etze. Для некоторых слов исходная, непалатализованная форма не засвидетельствована (onddo ‘гриб’, (t)xahal ‘теленок’).
Таким образом, вместе с обособлением палатализованных форм самостоятельный фонематический статус получили и палатальные сегменты. В настоящее время неавтоматическая палатализация утратила или почти утратила продуктивность. Единственным продуктивным способом образования диминутивов остаются уменьшительные суффиксы, современные формы которых (-txo ~ -txu, -tto, -xka, -ño) являются палатализованными формами более ранних уменьшительных суффиксов.
Набор сегментов, участвующих в той и другой палатализации, различается по диалектам. По свидетельству [Iverson & Oñederra 1985], наблюдается тенденция к дополнительному распределению. Так, в гип. автоматическая палатализация затрагивает n, l и отчасти t, а неавтоматическая — t, s и ś, тогда как в лаборт. последняя затрагивает n, l, t, s, ś, а обязательная не действует вовсе: langile [-ile], но lagun ‘друг’ / llagun ‘дорогой друг’.

Словесные просодические системы весьма разнообразны, и для многих говоров слабо изучены. Важнейшим вопросом остается диахрония словесно-просодических систем Б. я. Очевидно, что на формирование многих из них оказали влияние соседние языки, в первую очередь испанский и гасконский.
В диалектах Б. я. можно выделить системы с ударением (тоновым или силовым), в которых один слог в словоформе противопоставляется всем остальным, тонально-контурные системы (более одного слога в словоформе могут иметь одинаковый тон) и нейтральная система (без выделения слогов). Просодические различия в разных системах могут носить как фонологический, так и нефонологический характер.

Гласные. В некоторых диалектах проявляется частичная ассимиляция гласного a по подъему с предыдущим гласным, затрагивающая, в частности, детерминант -a: esku-a [-ue] ‘рука (кисть)-ОПР’, gari-a [-ie] ‘пшеница-ОПР’. С другой стороны, в сочетаниях -ea- и -oa- наблюдается диссимиляция: nere-a [-ia] ‘мой-ОПР’, beroa [-ua] ‘жара-ОПР’. В сулет. произошла встречная ассимиляция i и u в соседних слогах: irun > сулет. ürün ‘прясть’.
Согласные. Носовые и боковые сонанты полностью ассимилируются по месту образования с последующим согласным. На письме все носовые в этом случае отображаются как n.
В сочетаниях со вторым смычным действует прогрессивная ассимиляция по глухости/звонкости, в том числе через границу слова: ez ‘не’ + dakit ‘знаю’> ez [t]akit ‘не знаю’; edan ‘пить’ + -ko ‘ПРИЧ.ПРОСП’ > edango; hotz ‘холодный’ + gailu ‘механизм’ > hozkailu ‘холодильник’. Эта ассимиляция действует, даже если вызвавший ее согласный выпадает: besteak dira [beśteatira] ‘это другие’.
Для Б. я. характерна гармония сибилянтов по месту образования, с предпочтением в пользу апикальных. Прослеживается в процессах словообразования и адаптации заимствований: zin ‘правда’ + etsi ‘считать’ > zinetsi > sinetsi ‘верить’; исп. francés ‘француз(-ский)’ > frantzes > frantses.
При стечении на границе слов двух смычных первый из них выпадает.
В историческое время в Б. я. произошло падение интервокального n.
В гип. в интервокальной позиции выпадают g, r. В конце слова падают носовые. В начале слова выпадают b, d, если оказываются во фразе между гласными: egiten dute ~ Г eite ute.

Испанским существительным с исходом на -on в Б. я. обычно соответствуют имена на -oi (saloi ‘салон’). При этом, однако, конечное -on в Б. я. вполне возможно, в т. ч. в исконных словах (gizon ‘мужчина’). Объяснение Траска состоит в том, что испанские имена на -on и соотв. баск. на -oi происходят от романских имен на -one, которые в испанском утратили конечный гласный, а в Б. я. выпало интервокальное n, с последующей диссимиляцией гласных. Установившееся соответствие, между тем, остается продуктивным и в современном языке, при оформлении новых заимствований из испанского.

Основные типы слогов: V, VC, CV, CVC, CVCC. Примеры: e-gon, al-da-tu, nes-ka, e-gi-te-a, no-rantz, nork. В неисконных словах также CCV(С) (pra-kak, fran-tses).
Видимых ограничений на количество слогов в слове нет.

Начало слова. В начале слова встречаются все фонемы, кроме: (i) р-образных, за искл. позднейших заимствований (radar); (ii) палатальных бокового и носового, в тех диалектах, где они не участвуют в семантически обусловленной палатализации (см.); (iii) аффрикат, в зависимости от диалекта. Из аффрикат в начальной позиции в большинстве западных и некоторых восточных диалектах встречается tx, которому в прочих диалектах соответствует x, напр. xori (ВН, НН, Л, С), txori (Б, ВН, Г, НН, С, Р) ‘птица’. В восточных диалектах в начале нескольких слов, в основном экспрессивного характера, встречается tz (tzar ‘плохой, злой’). Только в начале слова, за исключением нескольких заимствований и сложных слов, употребляется диафон j.
Стечения согласных в начале слова ограничиваются сферой поздних заимствований, в которых возможны сочетания смычных с плавным или f с плавным. В ранних заимствованиях начальные кластеры либо разбивались вставным гласным, либо утрачивали первый компонент: лат. crucem > gurutze ‘крест’; florem > lore ‘цветок’, placet > laket ‘удовольствие’.
Конец слова. Гласные и дифтонги в конечной позиции употребляются без ограничений. Из согласных встречаются t, k (в основном в словоизменительных показателях), а также переднеязычные: аффрикаты и, реже, фрикативные сибилянты, n (вместо всех носовых), r и l. Возможность появления в конце слова палатальных λ, ñ, t j различается по диалектам.
Стечения согласных в конце слова немногочисленны. Наиболее распространены сочетания «сонорный + аффриката» (-rtz, -ltz, -ntz; -ntx), более редки сочетания сонорных или фрикативных с t (-st, -rt, -nt); в отдельных словах встречается конечные -rk и -sk (nork ‘кто:erg’; kosk ‘укус (звукоподр.)’). ы
Середина слова. Гласные и дифтонги в середине слова употребляются без ограничений. Между гласными встречаются все согласные, кроме диафона j.
Стечения согласных в середине слова возможны следующих типов: сонант + смычный, сонант + аффриката, r + другой сонант; фрикативный сибилянт + аффриката; также отмечаются сочетания -lf-, -sn-, -sm-, -xm-; в заимствованиях, кроме того, возможны те же кластеры, что и в начале слова, и сочетания типа смычный + фрикативный (-kz-, -ps-). Встречаются также некоторые трехконсонантные кластеры, например -ndr-, -rst- (andrea ‘госпожа; жена’).

Морфологически обусловленных чередований нет.

Б. я. — преимущественно агглютинативный язык, с невысокой долей кумулятивности (кумулятивно выражается, напр., мн. число и близость-удаленность ИГ) и фузии (см. раздел 2.1.3.).
В Б. я. преобладает техника зависимостного маркирования: падежные отношения выражаются при аргументах глагола, приименные притяжательные отношения маркируются при обладателе (генитивная конструкция).
При высокой степени синтетизма Б. я. следует отметить тенденцию к аналитичности, в некоторых разновидностях языка проявляющейся довольно ярко (отмирание синтетических глагольных форм и расширение аналитической парадигмы).
Аффиксы, выражающие словоизменительные категории имени, присоединяются в Б. я. не к отдельным существительным, а к именным группам в целом, т. е. к последнему элементу ИГ (т. н. групповая флексия), ср. hiru lagun-ekin [три друг-соц.нд] ‘с тремя друзьями’ — Bilbo-ko lagun-a-rekin [Бильбао-атр друг-опр-соц] ‘с другом из Бильбао’,  neska bat-i [девушка неопр-дат] ‘одной девушке’ — neska polit hon-i [девушка красивый этот.косв-дат] ‘этой красивой девушке’. Детерминанты (артикли и указательные местоимения) всегда находятся в конце ИГ и принимают словоизменительные аффиксы на себя см. подробнее 2.5.3). Интенсификаторы прилагательных, напротив, ставятся в начале ИГ: oso1 neska2 polita3 ‘очень1 красивая3 девушка2’.
Только ограниченное число древних глаголов (в разговорном языке не более десятка наиболее употребительных) имеют синтетическую парадигму, остальные образуют несколько нефинитных форм, с помощью которых в аналитических конструкциях со вспомогательными глаголами выражаются словоизменительные значения. Наиболее полную парадигму имеют вспомогательные глаголы.
Б. я. обладает богатым словообразованием.

В Б. я. выделяются такие части речи, как существительное, прилагательное, глагол, наречие, местоимение, числительное, послелог, частица, союз, междометие.
ИГ характеризуются категориями определенности-неопределенности, числа (для определенных ИГ), близости-удаленности (для ИГ мн. числа) и падежа. Различаются также одушевленные и неодушевленные ИГ (см. 2.3.2).

Категория рода в Б. я. отсутствует. (См., однако, аллокутив, 2.3.6.) В терминах родства развита дифференциация по полу обозначаемого родственника и, в отдельных лексемах, по полу родственника-ориентира (anaia ‘брат (мужчины)’, ahizpa ‘сестра (мужчины)’, arreba ‘сестра (женщины)’, neba ‘брат (женщины)’).
Категория одушевленности/неодушевленности проявляется в выборе форм местных падежей (см. ИМЕННЫЕ ПАРАДИГМЫ): mendi-ra ‘в гору [лат]’ — Mikel-engana ‘к Микелю [лат.одуш]’; etxe-tik ‘из дома [абл]’ — laguna-rengan-dik ‘от друга [абл.одуш]’. Однако в восточных диалектах это, очевидно позднее, различие стирается (в пользу формы с -gan-). Кроме того, неодушевленные ИГ единственного числа могут (факультативно) оставаться неоформленными при послелогах, управляющих генитивом (см. 2.3.4). Наконец, только неодушевленные ИГ могут принимать окончание дестинатива -rako.

Категория числа выражается при определенных ИГ. В номинативе мн. число имеет показатель -k: argazki-a [фотография-опр] — argazki-a-k [опр-мн], омонимичный показателю ед. числа эргатива: argazki-a-k [опр-эрг].
В косвенных падежах во мн. числе вычленяется показатель -e-, при этом в ед. числе ему в одних формах соответствует -a-, в других -ar- или -are- (с эпентетическим -r-): seme-a-k [сын-опр-эрг] — seme-e-k [сын-опр.мн-эрг], seme-a-ri [сын-опр-дат] — seme-e-i [сын-опр.мн.дат], seme-a-ren [сын-опр-ген] — seme-en [сын-опр.мн.ген]. Предполагается, что формы мн. числа местных падежей возникли из латинских собирательных форм на -eta путем прибавления окончаний, употреблявшихся первоначально только в ед. числе (совр. -n, -ra(t) и -tik). Затем, после переосмысления -e- в -eta как показателя мн. числа, от этих форм усечением -e- были образованы недетерминированные формы. Т. о., в современном Б. я. имеем: mendi-ta-n [гора-нд-лок], mendi-a-n [гора-опр.ед-лок], mendi-eta-n [гора-опр.мн-лок].
О согласовательной категории числа в глаголе см. 2.3.6.
Числительные
Количественные числительные: bat ‘1’, bi ‘2’, hiru ‘3’, lau ‘4’, bost // bortz ‘5’, sei ‘6’, zazpi ‘7’, zortzi ‘8’, bederatzi ‘9’, hamar ‘10’. Числительные второго десятка: hama- + соотв. числительное первого десятка (N); особо hamaika ‘11’, hamairu ‘13’, hemezortzi ‘18’ (наряду с регулярным hamazortzi), hemeretzi ‘19’. Двадцатки: hogei ‘20’, berrogei ‘40’, hirurogei ‘60’, laurogei ‘80’. От 21 до 39: hogei-ta ‘20 и...’ + N: hogeita bat ‘21’, hogeita hamar ‘30’, hogeita bederatzi ‘39’. Аналогично образуются числительные остальных двадцаток: berrogeita bat ‘41’, berrogeita hamar ‘50’, hirurogeita hamazazpi ‘77’, laurogeita hemeretzi ‘99’. Сотни: ehun ‘100’, berrehun ‘200’, hirurehun ‘300’, laurehun ‘400’, далее N + -ehun (bostehun ‘500’). mila ‘1 000’, milioi ‘1 000 000’.
Порядковые числительные: супплетивно образуется lehen / lehenengo ‘первый’; все прочие порядковые числительные образуются прибавлением суффикса -garren к соотв. количественной форме: bigarren ‘второй’, hamargarren ‘десятый’, и т. д. Особо: bosgarren ‘пятый’; hogeita batgarren ‘двадцать первый’ (не *hogeita lehen(engo)).
Числительное bat ‘1’ (и, в некоторых диалетах, bi ‘2’) находится в постпозиции к существительному, тогда как все остальные количественные и все порядковые числительные находятся в препозиции: mutil bat ‘один парень’, bi neska // neska bi ‘две девушки’, bost lagun ‘пять друзей’, bigarren aldiz ‘второй раз’.
В количественной группе (т. е. при количественных числительных и наречиях (asko ‘много’, gutxi ‘мало’ и т. д.), при других выражениях количества), а также при вопросительных словах zenbat ‘сколько?’, zein ‘какой?’ употребляется недетерминированная форма существительных: diru asko ‘много денег’; hiru mutil ‘три парня’; zenbat etxe? ‘сколько домов?’ (ср. невозм. *zenbat etxe-a? [опр], *zenbat etxe-ak [опр.мн]). Определенная форма мн. числа с числительными возможна при подчеркивании определенного статуса ИГ: hiru mutil-ak [опр.мн] ‘эти три парня’.
В Б. я. имеется несколько средств выражения примерного количества: устойчивые формы с аффиксом -(z)pa- (до 6): bizpahiru ‘2–3’, bizpalau ‘2–4’, hiruzpalau ‘3–4’, lau(z)pabost // lau(z)pabortz ‘4–5’, bospasei ‘5–6’, lauzpasei ‘4–6’; конструкция с edo ‘или’: hamar edo hamabi (edo) ‘10–12’, hamabi edo ‘около 12-ти’; простое соположение: hamar hamabi ‘10–12’; конструкции с bat ‘один’, hurbil ‘близко’, inguru ‘около’, hurren ‘ближе всего’: hogeiren bat, hogei bat, hogei hurren bat ‘около 20-ти’, hogei bat lagun, hogei lagun inguru, hogei lagun hurbil ‘около 20-ти друзей’.
Дроби
Супплетивные имена: erdi ‘половина’, heren ‘треть’ и laurden ‘четверть’, напр.: milioi laurden bat ‘четверть миллиона’.
Дроби вида a/b передаются следующими моделями: a b-en [ген] (hiru zazpi-ren ‘три седьмых’), b-tik a [абл], b-ko a [атр]. Первая из них обычно употребляется в научных текстах, а с помощью последней обозначаются проценты: ehun-eko bost ‘5%’. Вторая используется в контекстах типа zazpi­­-tik hiru-k [эрг] kotxe bat daukate ‘у троих из семи есть машина’.
Дистрибутивные числительные образуются с помощью суффикса -na: Liburu1 bi-na2 erosi3 ditugu4. ‘Мы4 купили3,4 по2 две2 книги1’. Перед -n суффикса конечное -t выпадает: ba-na ‘по одному’, bos-na ‘по пять’. С числительными-существительными этот суффикс принимает не существительное, а определяющее его числительное: bos-na mila ‘по пять тысяч’, bi-na milioi ‘по два миллиона’.
Дистрибутивные числительные могут адвербиализоваться, принимая суффикс -ka: Sei-na-ka1 sartzen2 ziren3. ‘Они3 входили2,3 по1 шесть1 (человек)’.

Падежные отношения в Б. я. выражаются в основном с помощью падежей, послелогов и союзных деепричастий. Выделяются три «синтаксических» падежа: номинатив (-Æ), эргатив (-(e)k) и датив (-(r)i). Номинативом выражается субъект одноместного предиката, пациенс переходного и стимул экспериенциального предиката, а также оба аргумента при предикате-связке. Агенс переходного предиката и, в большинстве случаев, экспериенцер маркируется эргативом. Дативом выражается реципиент (eman ‘давать [кому: дат]’), адресат (esan ‘сказать [кому: дат]’), в некоторых случаях также экспериенцер (gustatu ‘нравиться [кому: дат]’) и бенефициант (gertatu ‘случиться [с кем: дат]’). С ИГ, имеющими показатели одного из этих трех падежей, и только с ними (за одним исключением, см. аллокутив, 2.3.6) согласуются глаголы.
Все глагольные словоформы делятся на четыре класса по наличию аргументов, с которыми согласуются: nor ‘кто’ (непереходные), nor–nork ‘кто2–кого1’ (переходные), nor–nori ‘кто1–кому2’ (дативные), nor–nori–nork ‘кто3–кому2–кого1’ (дативные переходные); подробнее о классах глаголов см. 2.3.5.
В качестве звательной формы используется номинатив.
Приименная посессивность выражается генитивом (-(r)en), имеющем для личных местоимений особую форму (-(r)e).
Приименные атрибуты, наряду с ИГ в генитиве и прилагательными, образуются с помощью атрибутивизатора -ko (обычно ошибочно относимого к падежным показателям). Атрибутивизатор -ko преобразует в определения любые типы адвербиалов: наречия, послеложные группы, ИГ в косвенных падежах (кроме генитива и «синтаксических» падежей — номинатива, эргатива и датива), деепричастные обороты и придаточные изъяснительные. Особенно часто показатель -ko используется при ИГ в локативе.
Примеры: bihar-ko filmea (наречие) ‘завтрашний фильм’; zu bezala-ko pertsona bat (сравн) ‘на тебя похожий (= как ты) человек’; Bilbo-ko laguna (лок) ‘друг из Бильбао (= который живет в Бильбао)’; Bilbo-ra-ko bidea (лат) ‘дорога в Бильбао (= ведущая в Бильбао)’; urre-z-ko eraztuna (инс) ‘золотое (= из золота) кольцо’; etsaia-reki-ko loturak (соц) ‘связи с врагом’; dirurik gabe-ko ikasle-ak (послелог) ‘неимущие студенты (= без денег)’; guk ikusi-ta-ko jendea (деепр) ‘люди, которых мы увидели’, idi bat hegan ikusi zue-la-ko kontua (compl) ‘история о том, что он видел, как бык летает’.
Семантическое отличие локативных ИГ с -ko от генитивных определений в том, что первые обозначают более конкретные атрибуты, а вторые — более абстрактные: etxe-ko atea ‘дверь дома’, etxe-ko andrea ‘хозяйка дома’ (-ko); etxe-a-ren kolorea ‘цвет дома’, etxe-a-ren historia ‘история дома’ (ген).
Высокая частотность -ko при ИГ в локативе в сочетании с обязательным выпадением перед -ko локативного окончания -(a)n (в локативе и социативе) привели многих грамматистов к выделению особого «местного родительного» падежа на -ko.
Атрибутивизатор -ko также образует определения из неоформленных ИГ. В этой группе употреблений -ko существуют нетривиальные семантические ограничения на входящую ИГ. Обычно это неоднословные ИГ, содержащие количественные выражения либо качественную оценку:  zazpi urte-ko ume-a ‘семилетний ребенок’, hiru ordu-ko filme-a ‘трехчасовой фильм’, bihotz on-eko neska bat ‘девушка с добрым сердцем’. Таким определениям соответствует вопросительное слово nola-ko? [как?-ko] ‘какой?’.
Обстоятельственные падежные значения выражаются падежами и послелогами, как при ИГ, так и при нефинитных формах глагола.
Пространственные значения выражаются основными пространственными падежами (локатив: -(a)n, латив: -(r)a, аблатив: -(t)ik), послелогами и вторичными пространственными падежами (терминатив: -raino, дирекционалис: -rantz).
Большинство пространственных послелогов (aurre, aitzin ‘перед’, atze, gibel ‘за, позади’, gain ‘на’, azpi ‘под’, barru ‘внутри’, ondo, alde ‘возле’ и т. д.) представляют собой грамматикализованные предметные имена и сами принимают окончания одного из основных пространственных падежей: mahai-en gain-ean ‘на столах [лок]’, mahai-en gain-era ‘на столы [лат]’, mahai-en gain-etik ‘со столов [абл]’. Эти послелоги управляют генитивом; при неодушевленных определенных ИГ ед. числа, однако, показатели генитива и определенности могут оба опускаться: gizon-a-ren atze-an ‘позади мужчины’ vs. aulki(-a-ren) azpi-tik ‘из-под стула’ vs. mendi-en erdi-ra ‘в середину гор’. Послелог kanpo ‘снаружи’ управляет аблативом или, реже, инструменталисом; сам он может не принимать никакого окончания. Его аналог в сев. диалектах, at, управляет только аблативом и всегда неоформлен. Послелоги zehar ‘через’, gora ‘вверх (по X-у)’, behera ‘вниз (по X-у)’ управляют локативом.
Ориентир, через который проходит траектория движения, выражается аблативом: baso-tik etorri da ‘он пришел через лес [абл]’. Для выражения направления движения и предела движения используются вторичные падежи на базе латива: mendi horreta-rantz ‘в сторону той горы [дир]’, etxe-rantz noa ‘я иду к дому [дир]’ (ср. etxe-ra noa ‘я иду домой [лат]’); tontorre-raino heldu da ‘он добрался до вершины [терм]’.
ВременнЫе отношения выражаются теми же основными падежами, что и пространственные: igande-a-n ‘в воскресенье’, hiru-reta-n ‘в три часа’; ordu bi-eta-tik bost-eta-ra ‘с двух до пяти часов’. Имеется особое вопросительное слово noiz? ‘когда?’ (ср. no-n? ‘где? [лок]’). Временной предел обозначается чаще всего не терминативом, а послелогом arte ‘до’: orain arte ez da etorri ‘Он до сих пор (= до сейчас) не пришел’; bihar arte! ‘До завтра!’. В значении ‘через N времени’ употребляется латив: (hemen-dik) bi minutu-ta-ra ‘через две минуты (= (от здесь) до двух минут)’. Для выражения ограниченного промежутка времени, во многих устойчивых сочетаниях и лексикализованных наречиях с временнЫм значением используется инструменталис: bi ordu-z entzun ‘слушать в течение двух часов’, gauez ‘ночью’, iaz ‘в прошлом году’. О выражении относительного времени см. 2.3.6.
Для выражения цели служат латив глагольного имени (при глаголах движения: banoa ikas-te-ra ‘я иду учиться [гим-лат]’), форма на -ko от глагольного имени (при прочих предикатах: hori egin du ama-k ez ikus-te-ko ‘он это сделал, чтобы мать не увидела [гим-ko]’) и дестинатив (для неодушевленных имен: ospitale-eta-rako egin dute ‘Это сделали для больниц’, hiru egun-eta-rako joan da ‘Он уехал на три дня’).
Причина выражается при ИГ показателем -gatik ‘из-за’ (более древний показатель причины — аблатив), при предикациях — показателем -(e)lako ‘потому что’ и конструкцией P, Q[-(e)la] eta ‘P, потому что Q’, где P и Q — финитные предикации.
Условие и уступка.
Бенефициант выражается бенефактивом -entzat или, реже, дативом -(r)i. Датив может использоваться только для выражения приглагольного бенефицианта: poltsa1 lapurtu2 di-da-te3 [aux-1sg.dat-3pl.ag] ‘у3 меня3 [дат] украли2,3 кошелек1’; ср. liburu1 hau2 zu-retzat3 da4 ‘Эта2 книга1 — для тебя3 [бенеф]’ vs. *liburu hau zu-ri zaizu ‘(то же) [дат]’.
Комитатив выражается отдельным падежом, социативом -(r)ekin: aita1 Bilbora2 joan3 da4 ama-rekin5 ‘отец1 уехал3,4 с5 матерью5 в2 Бильбао2’. Социатив также выражает второй из парных актантов симметричных предикатов: jende1 asko-rekin2 hitz3 egin4 dut5 ‘я5 поговорил3,4,5 со2 многими2 людьми1’. В настоящее время в центральных диалектах Б. я. социативом вытесняется инструменталис в значении инструмента, средства, а также стимула при ментальных и эмоциональных предикатах, вероятно, под влиянием испанского (предлог con): mailua-rekin1 jo2 du3 ‘(он) ударил2,3 (его) молотком1’; eskuak1 xaboia-rekin2 garbitu3 ‘мыть3 руки1 с2 мылом2’; bere1 anaia-rekin2 haserretu3 da4 ‘(он) рассердился3,4 на2 [своего1] брата2’.
Самым полифункциональным падежом Б. я. является инструменталис (-(e)z). Помимо инструмента и образа действия (mailua-z jo ‘ударить молотком’), в т. ч. способа перемещения (oin-ez ‘пешком’, kotxe-z ‘на машине’) и способа говорения (euskara-z ‘по-баскски’), средства (berde-z margotu ‘красить в зеленый (цвет)’), стимула при ментальных и эмоциональных предикатах (konturatu zerbait-ez ‘осознать что-то’, haserretu zerbait-ez ‘рассердиться из-за чего-то’), обозначает тему при глаголах говорения (hor-taz mintzatzen da ‘об этом говорят’; ср. также послелог buru-z ‘о [чём: дат]’, представляющий собой инструменталис от слова ‘голова’: ekonomia-ri buru-z hitz egin ‘говорить об экономике’); ‘в отношении чего’ (horreta-z segur naiz ‘в отношении этого я уверен’); образует вводные обороты со значением ‘согласно чему’ (nire uste-z ‘по моему мнению’; к спрягаемым формам глагола присоединяется посредством релятивного показателя -(e)n: dirudi ‘кажется’ > dirudi-en-ez ‘как кажется’; entzun dut ‘я слышал’ > entzun duda-n-ez ‘насколько я слышал’); обозначает меру при сравнении (asko-z hobeto ‘намного лучше’). Инструменталисом управляют послелоги gain, beste ‘кроме’, gero ‘после’: afaria-z geroztik ‘после разговора’, zu-taz gainera ‘помимо тебя’, errege-z beste guztiak ‘все, кроме короля’. Во многих диалектах инструменталис может употребляться в причинном значении. Показатель инструменталиса участвует во многих устойчивых выражениях, в т. ч. усилительных вида N-z N: mendi-z mendi  ‘по горам’, beldurr-ez beldur ‘от ужаса’, taberna-z tabernan ‘из одной таверны в другую’.
Группа глаголов становления (izendatu ‘назначить [кем: нд]’, aukeratu ‘выбрать [кем: нд]’, hartu ‘взять [кем: нд]’ и т. д.) управляет неоформленной ИГ: zuzendari izendatu ‘выбрать директором’. Также ‘работать кем’: zuzendari lan egiten du. При ряде других глаголов аргумент со значением ‘в качестве X-а’ выражается показателем -tzat, который, в отличие от падежных показателей, присоединяется к неоформленной ИГ: tonto-tzat hartu ‘принять за дурака’, seme-tzat hartu ‘усыновить’, букв. ‘взять в качестве сына’.

Баскский глагол характеризуется категориями переходности, наклонения, вида, времени, временной дистанции, лица, числа, аллокутива.
Глагольная морфология в Б. я. носит преимущественно аналитический характер. У всех глаголов большинство форм являются аналитическими; только у немногих глаголов имеются синтетические формы. Каждая аналитическая форма состоит как минимум из нефинитной формы основного глагола и финитного вспомогательного глагола, несущего показатели времени (прошедшего или непрошедшего) и наклонения, а также все согласовательные маркеры. В нефинитной форме может быть выражен только аспект. (Подробнее о нефинитных глагольных формах см. 2.3.7).

Категория лица в Б. я. представлена в системе личных местоимений и в глагольном согласовании. Личные местоимения как таковые существуют только для первого и второго лица; для третьего используются демонстратив hura ‘тот’ и эмфатическое местоимение bera ‘сам, тот самый’. Состав личных местоимений: ni ‘я’, gu ‘мы’; hi ‘ты (доверительное)’, zu ‘ты (нейтральное)’, zuek ‘вы’; в некоторых диалектах имеется палатализованная форма местоимения zu — xu ‘ты (доверительное2)’. Форма zu исторически является местоимением множественного числа (‘вы’). С ее переходом к обозначению единичного референта для 2-го л. мн. ч. с помощью регулярного показателя множественного числа существительных была образована новая форма zu-ek ‘вы’, а прежнее местоимение 2 л. ед. ч. hi приобрело специфическую семантическую окраску и более ограниченные условия употребления (см. ниже). Так или иначе, для большинства баскских диалектов имеет смысл говорить о четырех значениях категории лица: ‘1 л.’, ‘2 л.’, ‘2 л. доверительное’, ‘3 л.’, причем во множественном числе различие между двумя значениями второго лица нейтрализуется. В большинстве диалектов использование местоимения hi требует употребления особых глагольных форм, образующих т. н. аллокутивное спряжение (см. ниже). В некоторых западных говорах недолгое время существовало уважительное местоимение 2 л. ед. ч. berori ‘Вы’ (< ber- ‘тот же, сам’ + hori ‘тот’), употреблявшееся при обращении к священникам и врачам. Глагол при этом местоимении согласовался по 3 л. ед. числа.
Личное согласование. Баскский глагол согласуется по лицу и/или числу с аргументами, выраженными номинативом, эргативом и дативом (см. 2.3.4). Нефинитные глагольные формы (см. 2.3.7) не имеют согласовательных показателей; в аналитических видо-временных формах согласование принимает вспомогательный глагол, ср. da-kar-tza-gu [3.ном:наст-нести-мн.ном-1мн.эрг] ‘мы их несем’ — ekarriko d-it-u-gu [нести:прич.просп 3.ном-мн.ном-вспм-1мн.эрг] ‘мы их принесем’. В отсутствие контрастивного или эмфатического выделения Б. я. свободно допускает опущение аргументных ИГ, которые остаются выраженными только с помощью согласовательных показателей, ср. Bihar bidaliko d-i-zu-t [завтра посылать:прич.просп 3.ном-вспм.дат-2ед-1ед.эрг] ‘(Я тебе) завтра (это) пошлю’.
Согласовательные показатели делятся на три группы: (1) выражающие кумулятивно лицо и число (префиксальные и суффиксальные); (2) выражающие только лицо (только префиксальные); (3) выражающие только число (плюрализаторы), префиксальные и суффиксальные. В первую группу входят все показатели 1-го л. и 2-го доверительного, а также суффиксальные показатели 3-го л. и 2-го множественного. Ко второй группе относятся префиксальные показатели 3-го л. и 2-го нейтрального. Префиксальные маркеры 3-го л., в отличие от всех остальных, варьируются в зависимости от времени и наклонения, что в сочетании с отсутствием местоимений 3-го л. дало основания Л. Траску считать их не собственно маркерами 3-го лица, а показателями времени и наклонения, которые в прочих формах были вытеснены действительными личными префиксами. Наконец, плюрализаторы маркируют число при 3-м и 2-м нейтральном лицах, чьи префиксы числа не различают, а также в тех переходных формах, где отсутствует позиция для личного согласования с номинативом (перечень см. ниже).
Суффиксальные маркеры 2-го доверительного лица различают пол собеседника: -a-/-k (< *-ga-) при обращении к мужчине и -na-/-n (< *-na-) при обращении к женщине. Нигде более в баскской грамматике значения пола/рода не проявляются.
Дативный аргумент всегда кодируется суффиксами; они предваряются т. н. «дативным флажком» (-i, -ki <*-gi; в биск. также -ts-) и предшествуют остальным суффиксальным согласовательным показателям. В следующих формах номинативный аргумент кодируется префиксами, а эргативный (если есть) — суффиксами: во всех формах класса ‘nor’ (непереходных) и ‘nor-nori’ (дативных), в формах класса ‘nor-nork’ при номинативе 1–2 л. всегда, а при номинативе 3-го л. и в формах класса ‘nor-nori-nork’ — в настоящем времени индикатива, потенциалиса и конъюнктива и в императиве. Примеры: n-abil [1ед-ходить] ‘я хожу’, darama-t [нести-1ед.эрг] ‘я его несу’, n-arama-zu [1ед.ном-нести-2ед.эрг] ‘ты меня несешь’, di-z-ki-e-k [вспм-мн.ном-дфл-3мн.дат-2ед.м.эрг] ‘ты (муж.) их им (вспомогат. глагол, наст. вр.)’. В прочих формах (‘nor-nork’ при номинативе 3-го л. и ‘nor-nori-nork’: прошедшее время всех наклонений, кондиционалис и гипотетические формы потенциалиса) префикс согласуется с эргативным аргументом, а согласование с номинативом происходит только по числу с помощью плюрализатора. В трехличных формах (‘nor-nori-nork’) допускается только номинатив 3-го лица; при номинативе 1–2 лица требуются перифразы с формой класса ‘nor-nork’, например путем замены датива аллативом. Примеры: n-eraman [1ед.эрг-нести:прош] ‘я его отнес’, h-i-z-ki-e-n [2ед.м.эрг-вспм:прош-мн.ном-дфл-3мн.дат-прош] ‘ты (довер.) их им (вспомогат. глагол, прош. вр.)’.

Яркой особенностью системы баскского глагола является т. н. аллокутивное спряжение (аллокутив) — особая подсистема финитных форм глагола, принимающих согласование по 2-му лицу ед. числа при том, что это лицо в предложении не является аргументом, напр.: n-aiz ‘я есть (немарк.)’ — n-au-k [1ед.ном-вспм-2ед.м.эрг] ‘я есть (аллокутив, муж. собеседник)’ — n-au-n [1ед.ном-вспм-2ед.ж.эрг] ‘я есть (аллокутив, жен. собеседник)’; egin du-t ‘я сделал это (немарк.)’ — egin di-a-t [делать вспм-2ед.м.дат-1ед.эрг] / egin di-na-t [делать вспм-2ед.ж.дат-1ед.эрг] ‘я сделал это (аллокутив)’. Аллокутивные формы используются только в разговорной речи и — в большинстве диалектов — при общении в доверительном регистре, когда собеседники используют местоимение hi ‘ты (довер.)’. При обращении к собеседнику на «hi» говорящий обязан употребить аллокутивное спряжение, и наоборот, если говорящий обращается на «zu», аллокутив не употребляется. За исключением прагматического эффекта близости к собеседнику, аллокутивные формы полностью синонимичны соответствующим немаркированным формам. По свидетельству большинства грамматик, аллокутив используется только в главных предложениях, причем только в утвердительных; между тем, некоторые носители свободно употребляют его и в подчиненных клаузах, и в вопросительных и восклицательных предложениях. Главный запрет, по-видимому, касается смешения аллокутивных и неаллокутивных форм (и, шире, обращения на hi и на zu) в рамках одного предложения: +hire1 ama2 etorri3 duk4/dun4 ‘твоя (довер.)1 мама2 пришла3,4 [аллок. муж./аллок. жен.]’ / +zure1 ama2 etorri3 da4 ‘твоя (нейтр.)1 мама2 пришла3,4’ / *hire ama etorri da / *zure ama etorri duk/dun. Аллокутив затрагивает только те ситуации, в которых нет аргументов (ном, эрг или дат) 2-го лица ни ед., ни мн. числа. Если в предложении появляется аргумент 2-го лица, используются стандартные формы.
Аллокутивное спряжение существует во всех диалектах Б. я.; оно фиксируется начиная с древнейших памятников литературы, однако большинство исследователей считает, что это явление более позднее, чем формирование современного спряжения глагола, поскольку с точки зрения морфологии аллокутивные формы являются усложнением стандартных форм.
В большинстве диалектов контролером аллокутивных форм является местоимение hi ‘ты (довер.)’. В этом случае различаются формы обращения к женщинам (суффикс -na-/-n) и к мужчинам (-a-/-k). В северных диалектах (сулет. и н.-наварр.) используются аллокутивные формы, контролируемые местоимением zu ‘ты’ и имеющие значение вежливости; в Верхней Наварре, преимущественно при обращении к детям,— формы, связанные с его палатализованным и более аффективным вариантом xu ‘ты (ласк.)’. В этих случаях мужские и женские формы не различаются, а согласовательный показатель совпадает с местоимением-контролером.
Современное распространение аллокутивного спряжения тесно связано с уровнем языковой компетенции и является практически эксклюзивным достоянием euskaldunzaharrak, перенявших баскский язык от родителей с доминантным баскским или монолингвов. Это связано в первую очередь с тем, что аллокутивное спряжение — в силу существенной иррегулярности и трудности для усвоения — хотя и имеет стандартизованные формы, не изучается в стандартных курсах euskara batua и не входит в программу государственных экзаменов. Поэтому во многих областях аллокутивом владеют только деревенские жители.
Аллокутивные формы сокращают дистанцию между собеседниками и поэтому традиционно используются при обращении родителей к детям (но не наоборот), зачастую при обращении старших к младшим, и — всегда — между друзьями-сверстниками. Причем общение с детьми на «hi» обычно начинается с некоторого «сознательного» возраста: от 7–8 до 15–16 лет, в зависимости от региона. В некоторых областях (особенно в городах) употребление женских форм может восприниматься как грубость и ограничиваться сферой интимного общения; есть области, где употребляются исключительно мужские формы. Аллокутив традиционно используется в религиозных текстах и церемониях при обращении к Богу.
При аллокутивном спряжении показатели 2-го лица в непереходных формах занимают конечную позицию — позицию эргатива. В связи с этим спряжение непереходных глаголов с вспомогательным глаголом izan ‘быть’ трансформируется в транзитивное спряжение с вспомогательным *edun ‘иметь’, и аллокутивные непереходные формы совпадают с неаллокутивными переходными, имеющими номинативный маркер того же лица, а эргативный 2-го лица. Это дало основание многим исследователям рассматривать аллокутивное спряжение как своеобразный «эргатив интереса»/«этический эргатив» с примерной интерпретацией вида: «ситуация такова» => «ты имеешь ситуацию таковой». Естественно было бы предположить, что аллокутивное спряжение будет вести себя так, как если бы в предложении просто появлялся дополнительный аргумент в эргативе. Однако это не выполняется для аллокутивных форм прошедшего времени и гипотетического и условного наклонений с номинативом 3-го лица, которые не совпадают ни с какими неаллокутивными формами. Кроме того, при образовании аллокутива от переходных форм аллокутивный аргумент может сдвигаться в позицию датива. Таким образом, от трехличных форм образуются четырехличные аллокутивные формы с двумя дативными аргументами.
Не увенчались успехом попытки связать происхождение аллокутивного спряжения с т. н. импликативными конструкциями, имеющими сходный принцип образования: в непереходную предикацию добавляется эргативный аргумент, обозначающий затронутое описываемой ситуацией лицо (не обязательно собеседника), напр.: gure irakaslea ona da [быть-3ед] ‘наш учитель хороший’ — gure irakaslea ona dugu/duzue [иметь-1мн.эрг / -2мн.эрг] букв. ‘[наш] учитель у нас/у вас хороший’. Важнейшие отличия от аллокутива: (1) импликативные конструкции образуются только от непереходных форм; (2) в них могут использоваться маркеры любого лица и числа, а не только второго единственного; (3) импликативные конструкции полностью факультативны и весьма маркированы по сравнению со стандартными формами; (4) они свободно встречаются и в главных, и в зависимых предикациях; наконец, (5) аллокутив и импликативная конструкция могут появляться в предложении одновременно: gure irakaslea ona di-a-gu [вспм-2ед.м.дат-1мн.эрг] ‘наш учитель хороший’, букв. ‘наш учитель тебе (муж.) у нас хороший’.
Детерминация. В Б. я. различаются детерминированные и недетерминированные именные группы; детерминированные ИГ могут нести показатель определенности (артикль -a или указательные местоимения) или неопределенности (артикль bat < ‘один’ или партитив -rik). Недетерминированные ИГ употребляются в количественных выражениях и при зависимых, выраженных вопросительными словами, а также при некоторых предикатах; детерминированные — в прочих контекстах. В северных диалектах недетерминированная форма имени используется как словарная, назывная; в южных диалектах эту функцию имеет ИГ с определенным артиклем.
Неопределенный артикль имеет ограниченную сферу употребления по сравнению с испанским или французским аналогами. По умолчанию ИГ употребляется с определенным артиклем; неопределенный артикль подчеркивает выбор из нескольких возможностей, ср. +Mutil1 bat2 / *Mutil-a1 ezagutu3 dut4 Bilbon5 ‘В5 Бильбао5 я4 познакомился3,4 с1,2 одним2 парнем1’; +Kotxe1 gorri2 bat3 / +Kotxe1 gorri-a2 ikusi4 dut5 kalean6 ‘На6 улице6 я5 увидел4,5 красную2 машину1’; *Seme1 bat2 / +Seme-a1 daukat3 ‘У3 меня3 есть3 сын1’.
Определенные ИГ мн. числа имеют особый вариант артикля -o- (в отличие от немаркированных -a- в номинативе и -e- в косвенных падежах), образующий формы т. н. «ближнего мн. числа», ср.: euskaldun-a-k ‘баски’ vs euskaldun-o-k ‘мы, баски’. Эти формы выражают пространственную или умозрительную, душевную близость референта ИГ к говорящему (включение референта ИГ в личную сферу говорящего). При этом сам говорящий может и не входить в референт ИГ: Kaixo den-oi! ‘Привет всем [дат:мн.ближ] (друзьям)!’. Для неодушевленных ИГ формы ближнего мн. числа имеют указательную функцию: Norenak1 dira2 liburu-ok3? ‘Чьи1 эти3 книги3?’
Локализация в пространстве выражается наречиями, послелогами, пространственными падежами и указательными местоимениями. Б. я. обладает трехчленным противопоставлением указательных местоимений: hau ‘этот’ — hori ‘тот (близкий)’ — hura (биск. a < *har) ‘тот (далекий)’, соответствующих зоне говорящего, зоне слушающего и внешней зоне. В именной группе указательные местоимения следуют за вершиной и прилагательными и принимают на себя словоизменительные показатели: ontzi1 zuri2 hau-ek3 ‘эти3 белые2 корабли1 [ном.мн]’, neska1 polit2 horr-ekin3 ‘с3 этой3 красивой2 девушкой1 [соц]’. Местоимения hau и hura в косвенных падежах имеют супплетивные основы hon- и har-, и у всех трех во мн. числе форма эргатива совпадает с номинативом; ср. эрг hon-ek, horr-ek, har-k; дат hon-i, horr-i, har-i; ном/эрг.мн hau-ek, hori-ek, hai-ek. Именно указательные местоимения лежат в основе определенного артикля -a (< *har) и именных флексий вообще.
Помимо полной именной парадигмы, на основе демонстративов образуются серии местоименно-наречных форм: hemen, hor, han ‘здесь/там’, hona, horra, hara ‘сюда/туда’, honela, horrela, hala(n) ‘так (таким образом)’, honen, horren, hain (< haren) ‘так (настолько)’, honenbat, horrenbat, hainbat ‘столько’.
Согласно Р. Лафону, ранее в Б. я. существовала оппозиция между приименными и самостоятельными формами указательных местоимений. Первые имели префикс h- (ниж.-наварр., лаборт.), k- (ронкал.) или g- (в некоторых поддиалектах): gaugartan ‘этой ночью’, но аu da ‘это [есть] он’. Эти формы зафиксированы в литературных памятниках и встречаются до сих пор — хотя и довольно редко — в разговорной речи восточных диалектов.
Для выражения анафоры используются указательные местоимения, преимущественно hau ‘этот’ и hori ‘тот (близкий)’.
Интенсивные (эмфатические) местоимения. Рефлексив, реципрок. У личных местоимений есть интенсивные (эмфатические) формы, различающиеся по диалектам: ni — neu / nihaur / nerau / neroni ‘я сам’, zu — zeu / zuhaur / zerori ‘ты сам’, и т. д.: Hori1 zeuk2 erabaki3 behar4 duzu5 ‘Это1 ты2 сам2 [эрг] должен4,5 решить3’; Lasai1, geuk2 konponduko3 dugu4 ‘Успокойся1, мы2 сами2 [эрг] (это) уладим3,4’. Интенсивные формы 3 л. ед. (и, в некоторых диалектах, мн.) числа образуются от основы ber- ‘сам’: bera ‘тот же, сам’, eurak / berak / beraiek ‘те же, сами’, ср. gizon ber-ak ‘тот же самый [опр:эрг] человек [нд]’, lehendakari-ak ber-ak ‘сам [опр:эрг] президент [опр:эрг] (а не его заместитель)’; Etxe-an1 ber-tan2 hil3 zuen4 ‘(Он его) убил3,4 в2 самом2 [опр:лок] доме1 [опр:лок] (а не возле дома)’. В биск. и гип. с недавнего времени интенсификаторы 3 л. стали использоваться в качестве личных местоимений.
Генитив интенсификаторов функционирует как притяжательный рефлексив: Ni1 neure2 kotxean3 etorri4 naiz5 ‘Я1 приехал4,5 на своей2 машине3’ — Ni haren kotxean etorri naiz ‘Я приехал на его машине’ — Ane bere kotxean etorri da ‘Аня приехала на своей машине’. Сочетание генитива интенсификатора с существительным buru ‘голова’ дает рефлексивное местоимение: Zuk1 zeure2 burua3 zaindu4 behar5 duzu6 ‘Ты1 должен5,6 заботиться4 о2,3 себе2,3’ (букв. ‘о своей голове’). Показателем реципрока является местоимение elkar ‘друг друга’: elkar1 jo2 dute3 ‘они ударили2,3 друг1 друга1 [ном]’; elkar-ren ondoan ‘рядом друг с другом [ген]’; elkar-ri begira ‘глядя друг на друга [дат]’.
Эмфатические формы указательных местоимений образуются с помощью суффикса -xe: hauxe ‘этот же’, horixe ‘тот1 же’, huraxe ‘тот2 же’, который в падежных формах обычно предшествует показателю падежа (см. 2.4.0).
Полярность. К средствам выражения эмфазы в Б. я. следует отнести глагольный показатель утвердительной полярности ba- (омонимичный условный показатель рассматривается в п. 2.5.4). Частица ba- занимает позицию фокусной ИГ. Она присоединяется к синтетическим формам глаголов и подчеркивает, что описываемая ими ситуация действительно имела/имеет место. Кроме того, появление ba- обязательно в том случае, если синтетическая форма глагола занимает начальную позицию в предложении. Утвердительная частица ba- несовместима с показателем отрицания ez. В настоящее время ba- утрачивает свой эмфатический характер; так, в северных диалектах ba- часто употребляется при синтетических формах, особенно коротких, независимо от их позиции.
Отрицательная частица ez присоединяется как к синтетическим формам глаголов, так и к вспомогательным глаголам. Она также занимает позицию фокусной ИГ. Кроме того, имеется словообразовательный префикс ez (образует существительные и прилагательные, не образует глаголы): ezagun ‘знакомый’ — ezezagun ‘незнакомый’; izen ‘имя’ — ezizen ‘прозвище, псевдоним’. Отрицательный префикс des-, заимствованный из романских языков, образует прилагательные и существительные со значением ‘противоположный X-у’ и глаголы со значением ‘ликвидировать результат ситуации X’: berdin ‘одинаковый’ — desberdin ‘разный’,  agertu ‘появиться’ — desagertu ‘исчезнуть’.
Подробнее о средствах выражения фокуса и отрицания в Б. я. см. 2.5.3.

В Б. я. выделяются следующие части речи: существительные, прилагательные, глаголы (финитные и нефинитные формы), наречия, числительные, местоимения, послелоги, союзы, частицы, междометия.
Существительные имеют классифицирующую категорию одушевленности. Словоизменительные именные категории — детерминация, число, вхождение в личную сферу говорящего («ближнее мн. число»), падеж — выражаются не при существительном, а при именной группе в целом (см. 2.3.0, 2.3.3, 2.3.4, 2.3.6). Прилагательные и наречия характеризуются четырьмя степенями сравнения: положительной (нулевой показатель), сравнительной (-ago), превосходной (-en) и чрезмерной (эксцессивной) (-egi): gazte ‘молодой’, gazteago ‘моложе’, gazteen ‘самый молодой’, gazteegi ‘слишком молодой’. Следует отметить, что аттенуативный суффикс -xe может вставляться между основой и показателем степени (обычно сравнительной): geroxeago ‘немного попозже’ < gero ‘после, позже’, gaztexeago ‘немного моложе’. Прилагательное on ‘хороший’ и наречие ondo / ongi ‘хорошо’ имеют нерегулярную сравнительную степень: hobe ‘лучше (прил.)’, hobeto / hobeki ‘лучше (нар.)’. Наречие asko ‘много’ образует степени сравнения от супплетивной основы gehi-: gehiago ‘больше’, gehien ‘больше всего’, gehiegi ‘слишком много’. В некоторых диалектах чрезмерная степень выражается аналитически с помощью наречий lar или sobera ‘слишком’ (lar ondo / sobera ondo ‘слишком хорошо’).
Местоимения группируются в разряды личных, указательных, вопросительных, неопределенных. Личные и указательные местоимения имеют простые и интенсивные (эмфатические) формы (см. 2.3.6). Имеется несколько серий неопределенных местоимений; они образуются от соответствующих вопросительных форм с помощью формантов -bait, -nahi, edo-  и e-/i-: nor ‘кто’ — norbait ‘кто-то’, edonor, nornahi ‘кто угодно’, inor ‘кто-либо’; zer ‘что’ — zerbait ‘что-то’, edozer, zernahi ‘что угодно’, ezer ‘что-либо’.
Синтетические формы глаголов (см. 2.3.5) характеризуются категориями переходности, наклонения и времени, а также согласовательными категориями лица, числа и аллокутива (см. 2.3.6). Кроме того, имеется ряд нефинитных глагольных форм, в которых может выражаться только аспект (причастия СВ и НСВ) и относительное время (проспективное причастие). О категориях, выражаемых аналитическими глагольными формами, см. 2.3.5. В образовании аналитических форм участвуют причастие СВ (показатели -i/-Æ/-tu), причастие НСВ (-tzen/-ten), проспективное причастие (-ko, -en) (традиционный термин «причастие» условен, поскольку последние две формы не могут выступать в качестве определения имени) и радикал (-Æ). К нефинитным формам относятся также глагольное имя (-tze/-te) и предикативное причастие (-ta, -rik). Причастие СВ — одна из ключевых форм баскского глагола; в западных диалектах является также словарной формой глагола и может использоваться самостоятельно в качестве императива (в восточных диалектах обе эти функции выполняет радикал). У большинства глаголов причастие СВ образуется суффиксом -tu; это продуктивный способ, и так оформляются все новообразования (aukeratu ‘выбирать’, kantatu ‘петь’). Существует гипотеза, что суффикс -tu заимствован из латыни, поскольку латинские глаголы заимствовались в форме супина; однако существует некоторое количество исконно баскских глаголов на -tu (hartu ‘брать’, sartu ‘входить’).

Строение глагольных словоформ отличается от строения прочих частей речи: только в них встречаются словоизменительные префиксы. Префиксальные позиции занимают некоторые показатели времени-наклонения и лично-числового согласования (см. 2.3.6, Личное согласование), а также показатель условия и полярности ba-. Отдельные сочетания префиксальных и суффиксальных маркеров (напр., e-/en-/in‑ + ‑(e)n в прошедшем времени) можно рассматривать как циркумфиксы: n‑a‑go [1ед-наст-находиться] — n‑en‑go‑en [1ед-прош-находиться-прош]. Самые длинные словоформы непроизводных синтетических глаголов насчитывают до 7-8 аффиксов (в зависимости от трактовки), напр. (eman) ba‑g‑en‑i‑z‑ki‑o‑ke‑k [если-1мн-прош-вспм-дфл-3мн.ном-3ед.дат-пот-2м.аллок] ‘если бы мы ему их дали (обр. к мужчине)’(корень выделен жирным).
Помимо глагольных форм, префиксы используются только в словообразовании (см. 2.5.2).
Инфиксы и другие типы аффиксов в Б. я. не отмечены.
Словоизменение имён характеризуется большим количеством суффиксов. Следует отметить, что благодаря возможности опустить вершину именной группы, при её субстантивации в одной словоформе могут оказаться два набора словоизменительных аффиксов: напр., egindako gauzak => egindakoak; amaren ahizparentzat => ama‑ren‑a‑ren‑tzat ‘для маминой (сестры)’.

В баскском языке основным способом словообразования является суффиксация; также развито словосложение. При этом конверсия встречается редко: изменение морфологической категории почти всегда маркируется, кроме некоторых пар прилагательных и наречий: azkar ‘быстрый; быстро’. [используется ли mugagabea как наречие?] Как случай конверсии можно рассматривать субстантивацию причастий СВ с помощью определённого артикля (erabaki ‘решать’ — erabaki(a) ‘решение’, jakin ‘знать’ — jakin(a) ‘знание’); она ограничена в основном старыми основами на ‑i.
Словообразовательных суффиксов насчитывается порядка 70‑ти, префиксов — около десятка (префиксы не изменяют категорию исходной основы). Среди них назовем только самые частотные. Самый продуктивный способ образования глаголов — суффикс ‑tu/‑du, сочетающийся с различными частями речи и наречными формами: lagundu «помогать» < сущ. ‘друг’, gorritu «краснеть»  < прилаг. ‘красный’, gabetu «лишать» < предлог ‘без’, oheratu «ложиться спать» < аллатив ‘в кровать’, oihukatu «пропагандировать» < наречие ‘крича’. Очень частотен суффикс ‑ka, образующий наречные формы (oihuka «крича», presaka «спеша»), которые, в свою очередь, образуют сложные глаголы (presaka ibili «спешить», korrika egin «бежать», irrika hasi «засмеяться»). Чаще всего наречия на ‑ka подразумевают, что ситуация состоит из множества повторяющихся квантов (gutxika «понемногу»; eztulka egin ‘кашлять’, zotinka egin ‘икать; рыдать’). Наиболее регулярен наречный суффикс ‑ki (ahulki «слабо», ongi «хорошо», osoki «целиком»). Суффикс ‑tasun образует абстрактные существительные (askatasun «свобода», nortasun «личность»).
Распространено словообразование на базе падежных форм, в особенности аллатива и инструменталиса: legezko «законный» [закон-INS-ATR], urrezko «золотой» [золото-INS-ATR]; etxeratu «возвращаться домой» [дом-ALL-PART], gogoratu «обдумывать, вспоминать» [ум-ALL-PART]. Встречается субстантивация застывших словосочетаний: eztabaida “спор” < ezta ‘нет + AUX’ + bai da ‘да + AUX’, beharbada «возможно, может быть» < behar + bada ‘если нужно’.
Основные модели словосложения: (i) сочинительная, образующая имена: имя + имя, seme-alabak «брат и сестра / братья и сёстры»; прилаг. + прилаг., txuri-beltza «черно-белый» < белый + чёрный; глагол + глагол, joan-etorri «(движение) туда-сюда; поездка в оба конца» < уходить + приходить; (ii) определительная с вершиной в конце: зав. имя + глав. имя, behi-esne “коровье молоко” < корова + молоко; esnebehi “дойная корова” < молоко + корова); глагол + глав. имя, busti-sarri «сезон дождей» < мокнуть, мочить + время; geltoki «станция» < оставаться без движения + место; (iii) определительная с вершиной в начале: глав. имя + зав. имя, udaberri «весна» < лето + новый, neskazahar «старая дева» < девушка + старый, euskaldunberri «баск, овладевший Б. я. взрослым» < баск + новый.
ezinezko «невозможный», ezinbesteko «необходимый», ustekabe «сюрприз», ezusteko «невероятный», norgehiagoka «кто кого»
союзы, частицы: halere < hala + ere,
Редупликация:
Простая редупликация: txiki-txiki «маленький-маленький», azkar-azkar «быстро-быстро». При этом грамматические показатели появляются только при второй части: txiki-txikitik «с малых лет [-ABL]», isil-isilik «тихо-тихо [-PART]», bat-batean «внезапно», bat-bateko «внезапный», modu-moduko «очень похожий».
Эмфатическая m-редупликация с пренебрежительным оттенком: isilka-misilka «секретничать» < isilka ‘тихий[-ADV]’, hondar-mondar «остатки» < hondar ‘песок’, inguru-minguruka «вокруг да около» < inguru ‘вокруг’. В идеофонах часто используется редупликация с меной гласных: plisti-plasta ‘шлёпая’, tipi-tapa ‘понемногу’, kili-kolo ‘неуверенный’.

Б. я. относится к языкам эргативного строя. В двухместной переходной предикации Пациенс оформляется так же, как единственный аргумент непереходного глагола, т. е. номинативом; Агенс переходной предикации выражается ИГ в эргативе. Ср. Jon [ном] etorri da ‘Йон пришёл’ — Jonek [эрг] ardoa [ном] edaten du ‘Йон пьёт вино (обычно)’ — Aitak [эрг] Jon [ном] ikusi du ‘Отец увидел Йона’.  У некоторых одноместных глаголов активной семантики Агенс выражается эргативом (см. 2.3.5, переходность). Однако, если исключить из их числа сложные глаголы типа barre egin ‘смеяться [=смех делать]’, в которых можно усмотреть инкорпорированный Пациенс (зд. barre ‘смех’), то количество таких глаголов оказывается очень ограничено, что не позволяет отнести Б. я. к языкам активного строя. О четырех основных падежных рамках см. 2.3.5, переходность.
В предложениях с именным сказуемым используются связки izan ‘быть’ и egon ‘находиться’; izan используется в основном в таксономических предложениях (Txalaparta perkusio-tresna da ‘Чалапарта1 [есть4] ударный2 инструмент3’), для выражения предикативного обладания (Etxe hori gurea da ‘Этот2 дом1 [есть4] наш3’), в предложениях характеризации при выражении постоянного признака (Bere alaba oso polita da ‘Его дочь очень красивая [есть]’). Связка egon — в предложениях локализации (Indian dago Kalkuta ‘Калькутта3 находится2 в1 Индии1’), в предложениях характеризации при выражении временного состояния, в особенности в сочетании с предикативами на ‑ta и ‑rik (Nekaturik /Nekatuta nago ‘Я устал’, букв. ‘устав нахожусь’). В экзистенциальных предложениях возможны обе связки (Zein arazo gehiago daude /dira? ‘Какие1 ещё3 есть4 проблемы2?). На распределение двух связок, очевидно, влияет распределение глаголов ser/estar в испанском языке; во французских диалектах связка egon используется в меньшем числе контекстов (во французском языке в качестве связки используется только глагол être ‘быть’).
Базовым порядком слов в предложении считается порядок SOV, однако единственным жестким ограничением в независимом утвердительном предложении является следующее: рематическая (фокусная) составляющая (galdegaia в баскской терминологии) непосредственно предшествует смысловому глаголу (или связке), ср. Bilbora joango gara bihar ‘Завтра4 (мы) поедем2,3 в1 Бильбао1’ vs. Bihar joango gara Bilbora ‘В4 Бильбао4 мы2,3 поедем2,3 завтра1’. Если ремой является предикат, выраженный синтетической глагольной формой, то фокусная позиция заполняется префиксом ba‑ (см. тж. 2.3.6, полярность): Haurrek badakite zer den errealitatea… ‘Дети знают, чтó есть реальность (и чтó есть выдумка)’. В случае аналитической глагольной формы между нефинитной частью и вспомогательным глаголом вставляется причастие глагола egin ‘делать’, так что нефинитная часть смыслового глагола оказывается как бы перед главным глаголом, т. е. в фокусной позиции: Gehiago gustatzen zait poesia ‘Поэзия4 мне3 нравится2,3 больше1’ vs. Gustatu egin zait liburu hori ‘Эта5 книга4 (мне) понравилась1,2,3’. (См. также ниже о топикализации.)
В отрицательном предложении фокусную позицию занимает частица ez ‘не’: Ez daukat kotxerik ‘У меня нет [= (Я) не1 имею2] машины3’. В аналитических глагольных формах частица ez стоит перед вспомогательным глаголом, а нефинитная часть переносится после них, часто в конец предложения: Ez dutinoiz tresna hori erabili ‘(Я) никогда3 не1 пользовался2,6 этим5 инструментом4’. В отрицательных предложениях неопределенные ИГ вместо номинатива обязательно оформляются партитивом: Arazorik ez dago ‘Проблем1 [парт] нет2,3’. (О других использованиях партитива см. NNN).
Именная группа имеет общую структуру [gen – сложное определение* – det1 – N – adj* – det2], где N — вершинное имя или местоимение, adj — прилагательное, det1 и det2 — детерминанты (термин условен; см. уточнения далее), gen — генитивная ИГ. Элементов, отмеченных звездочкой, может быть несколько. Вершинное имя может отсутствовать, ср. kontatutako historio-ak ‘рассказанные истории [опр.мн]’ — kontatutako-ak ‘рассказанное [опр.мн]’. Обязательно должна быть заполнена одна и только одна из позиций детерминанта; исключением являются определённые ИГ с числительным и определенным артиклем или указательным местоимением (см. 2.3.6). Кроме того, в биск. в некоторых случаях указательное местоимение повторяется дважды, также занимая обе позиции det: ori neski ori (батуа neska hori) ‘эта девушка’, au gizon au (батуа gizon hau) ‘этот мужчина’. В позиции det1 (перед вершинным именем) употребляются: все числительные, кроме bat ‘1’ и (в бискайском) bi ‘2’; некоторые квантификаторы (zenbait ‘несколько’, hainbat ‘столько’, (в северных диалектах) asko/aski ‘много’); вопросительные слова (zein ‘какой?’, zenbat ‘сколько?’,…); неопределенные местоимения edozein, zeinnahi ‘какой угодно’. В постпозиции (det2) — оба артикля, ‑a [опр] и bat [неопр]; числительное ‘1’ и (биск.) ‘2’; указательные местоимения; показатель партитива. Сложные определения включают определения с атрибутивизатором ‑ko и придаточные относительные. Словоизменительные показатели помещаются в конце именной группы, присоединяясь таким образом к существительному, прилагательному или детерминанту.
Общий вопрос в устной речи выражается преимущественно интонацией; в письменной речи могут использоваться вопросительные частицы al ‘[вопр]’, ote ‘разве? неужели?’, всегда занимающие фокусную позицию: Etorri al da? ‘Он пришёл?’ Оборот ez da / ezta ‘не так ли?’ образует разделительные вопросы; вопросительная частица ala ‘или?’ — альтернативные вопросы. В специальных вопросах вопросительные слова занимают фокусную позицию, при этом не обязательно начинают предложение: Non dago Iker?; Iker non dago? ‘Где Икер?’ В отрицательных специальных вопросах фокусную позицию занимает отрицание ez ‘не’: *Nor etorri ez da? vs. +Nor ez da etorri? ‘Кто не пришёл?’ Неопределённые ИГ в вопросах также оформляются партитивом: Ba al dago ogirik? ‘Хлеб4 [парт] есть3?’
Утвердительные побудительные предложения структурно не отличаются от повествовательных; в них могут использоваться как специальные императивные формы, так и синонимичные им.
Восклицательные предложения бывают глагольными (тогда они обычно оформляются как придаточные) и безглагольными. Самый распространенный тип глагольных восклицаний — клаузы, оформленные как косвенный вопрос с вопросительным словом в начале и релятивизатором ‑(e)n: Zenbat jende etorri den! ‘Сколько людей пришло!’, Ze(in) polita zaren! ‘Какая ты красивая!’ Для ИГ с определениями и предикаций существует конструкция с полярной частицей bai и комплементайзером ‑(e)la: Bai polita dela! ‘Какая красивая!’; Bai ondo kantatzen dutela! ‘Как хорошо (они) поют!’ (Отметим аналогичную конструкцию в испанском: ¡Sí que cantan bien! ‘Как хорошо (они) поют!’) Для нераспространённых ИГ употребляются восклицания с указательными местоимениями в начале фразы: Hau da mutila! ‘Вот это парень!’ Этот тип строится только с глаголом ‘быть’, причём демонстратив находится в фокусной позиции, т. е. перед глаголом (ср. невосклицательное Hau mutila da ‘Это — парень’). Из всех перечисленных типов можно получить безглагольные восклицания путём опущения глагола: Zenbat jende! ‘Сколько народу!’; Bai ondo! ‘Как хорошо!’; Hau beroa! ‘Ну и жара!’
Среди коммуникативно значимых конструкций преобладает фокализация, т. е. перемещение различных элементов в фокусную позицию (см. выше). Топикализованными можно считать составляющие, находящиеся левее фокусной позиции, ср. Jonek azaldu zidan niri ‘Йон мне (это) объяснил’ — Niri, Jonek azaldu zidan ‘Мне [топ] (это) Йон [фок] объяснил’. Кроме того, топик может маркироваться различными лексическими средствами, ср. выражения N-ri dagokionez ‘Что касается N [дат]’, V-ko kontua ‘то, что V’: Den1 dena2 izan3 ote4 daiteke5 trufa6 egite‑ko7 kontua8? ‘Смеяться6,7 [топ7,8] — разве4 (это) всё1,2?’. Для топикализации глагола строится придаточное относительное, к которому добавляется определенный артикль: Mikelek hori ondo daki ‘Микель хорошо это знает’. — Hori ondo dakiena Mikel da ‘Это хорошо знает Микель (букв. Это хорошо знающий есть Микель)’. Другой способ — вынесение влево глагольного имени: Ikusi, zerbait ikusten dut ‘Видеть-то я кое-что вижу’.
О личном согласовании глагола см. 2.3.6.

В Б. я. преобладают бессоюзные средства связи. Если сочинительные союзы (eta ‘и’, edo ‘или’, baina(n) ‘но’) очень употребительны, то подчинительные союзы немногочисленны и тяготеют к письменной речи. Придаточные предложения обычно связываются с главным при помощи морфологических средств — падежных и иных показателей, присоединяющихся к финитному или нефинитному предикату придаточного предложения.
Относительные предложения (ОП) могут содержать или не содержать относительное местоимение. ОП с относительным местоимением всегда нерестриктивны. Они характерны для письменной речи и в современном языке (с начала XX в.) употребляются крайне редко. Относительное местоимение (zein ‘который’, no- ‘что’ (только в местных падежах)) принимает падеж, приписываемый глаголом придаточного предложения; финитный глагол придаточного оформляется показателем bait- или ‑en: Napoleon, [zeinak Frantzia trahitu izan bait-zuen] ‘Наполеон1, который2 предал4,5,6 Францию3’ Внутри ОП без относительного местоимения (так наз. вложенных ОП) позиция релятивизованной ИГ остается пустой: [Nik1 Æ2 idatzi3 diodan4] laguna5 ez6 da7 etorri8 ‘Друг5, [(которому)2,4 я1 написал3,4], не6 пришёл7,8’. ОП может быть образовано как от финитной, так и от нефинитной форм глагола. Наиболее регулярным способом является прибавление суффикса-релятивизатора ‑(e)n к финитной форме глагола, которая при этом обязана занимать последнюю позицию в клаузе: Pellok dirua ekarri du ‘Петя1 принёс3,4 деньги2’ — [Pellok ekarri duen] dirua ‘деньги4, [(которые)3 принёс2,3 Петя1]’. Нефинитные ОП образуются в основном от предикативных причастий на ‑ta/‑da (центр. диал.) и ‑(r)ik (вост. и зап.) прибавлением атрибутивизатора ‑ko: [aitak egin-da-ko] lana ‘работа3, сделанная2 отцом1’. В восточных диалектах имена с сентенциальной валентностью (мысль, что P; слова о том, что P; и т. п.) могут реализовывать её в виде ОП с помощью релятивизатора ‑(e)n либо показателя ‑(e)lako: [Gezurretan ari den /delako] susmoa daukat ‘(Я) подозреваю [=имею5 подозрение4], [что3 (он) лжёт1,2,3]’.
Как правило, ОП без относительного местоимения занимают позицию внутри ИГ перед определяемым именем: [Ez1 dakizkidan2] gaiez3 mintzatu4 nahi5 nuen6 ‘(Я) хотел5,6 поговорить4 о3 вещах3, [(которых)2 (я) не1 знаю2]’; или (в его отсутствие) перед детерминантом: [Ez1 daki-en-Æ-ak2] [daki-en-Æ-ei3] galda4 biezaie5 ‘Пусть5 те, кто не знает [= не1 знающие2], спрашивают4,5 у тех, кто знает [= у3 знающих3]’; см. 2.5.3, именная группа. Если же придаточное ставится после определяемого имени (аппозитивное ОП), то оно оформляется как отдельная именная группа, копируя набор словоизменительных показателей определяемой ИГ. Ср.: [[Moskun1 bizi2 den3] euskaldun4 batekin5] topatu6 nintzen7 kalean8 ‘На8 улице8 (я) встретил6,7 [одного5 [живущего2,3 в1 Москве1] баска4]’ (вложенное ОП) — [Euskaldun1 batekin2], [Moskun3 bizi4 denarekin5], topatu6 nintzen7 kalean8 ‘На8 улице8 (я) встретил6,7 [одного2 баска1], [живущего4,5 в3 Москве3]’ (аппозитивные ОП).
Обстоятельственные предложения в Б. я. представлены большим количеством подвидов, выражающих довольно тонкие семантические различия. Структурно это разнообразие сводится к нескольким разновидностям: (1) относительное предложение (релятивизатор ‑(e)n) с добавлением падежных показателей, послелогов или падежных форм имени; (2) нефинитная форма с добавлением падежных показателей, послелогов или падежных форм имени; (3) абсолютные обороты с нефинитной формой глагола.
Временные придаточные образуются, во-первых, от относительных предложений с показателями местных падежей: локатива -(e)n‑ean (одновременность), аблатива -(e)n‑etik (‘с того времени, как’), дестинатива -(e)n‑erako (‘к тому времени, как’): Nahi duzu‑n‑ean etorri ‘Приезжай3, когда2 захочешь1,2’; а также с послелогами: -(e)n bitartean ‘(в то время,) пока’. Вторую группу образуют клаузы, строящиеся с нефинитными формами. Глагольное имя в локативе придаточные одновременности (V‑tze‑an, биск. V‑kera‑n [гим-опр.лок]; V‑tze‑arekin [гим-опр.соц]). Ср.: Etxera itzul-tze-an [возвращаться-гим-опр.лок] deitu ‘Когда2 вернёшься2 домой1, позвони3’.   причастием СВ   Временные придаточные предшествования и следования, как правило, образуются от причастия СВ с помощью послелогов или именных суффиксов (V baino lehen ‘раньше, чем V’, V aurretik ‘перед (тем, как) V’; V ondoren ‘после (того, как) V’, V eta gero ‘после V [= V, и потом]’). Другие разновидности временных отношений передаются в основном предложениями, образованными от придаточных относительных (V-(e)n-eko ‘V’; V-(e)n-era-ko ‘к тому времени, как V’; V-(e)n-etik ‘с тех пор, как V’; V-(e)n arte ‘до того, как V’; V-(e)n bakoitzean ‘каждый раз, когда V’; V-(e)n-etan ‘всегда, когда V’; ср. тж. от причастия СВ: V orduko ‘как только V; к тому времени, как V’).
Eguzkia1 atera2 d-en-etik3 lanean4 ibili5 gara6 ‘(Мы) работаем [=в4 работе4 ходим5,6] с-тех-пор-как3 взошло2,3 солнце1’.
Konturatu nintz-en-era-ko, lapurra urrunegi zegoen ‘К-тому-времени-как2 (я) заметил1,2, вор3 был5 слишком4 далеко4’.
Oro harritu dire, berri hori entzutearekin ‘Все были удивлены, услышав эту новость’.
gizon bat hil orduko hartaz gaizki mintzatzea ‘плохо говорить о человеке, как только он умер’
Zortziak jo orduko, Gasteizen bertan nengoen ‘К тому времени, как пробило восемь, я был в Гаштейсе’.
Pasatzen naiz-en-ean [проходить вспм.наст.1ед-рел-опр.лок] zure lehiopetik, negarra irteten zait begi bietatik ‘Когда я прохожу под твоим окном, слезы текут [=выходят] у меня из обоих глаз’.

Условные предложения — см. раздел 2.3.5 «Наклонение и модальные значение».
Уступительные предложения образуются от причастия СВ или относительного показателя с помощью послелога arren ‘хотя’ или союза nahiz (eta) ‘несмотря на’ (ikusi arren, ikusi duen arren ‘хотя увидел’; nahiz eta ikusi duen ‘несмотря на то, что увидел’), а также с помощью частицы ere ‘тоже’, имеющей уступительное значение в целом ряде конструкций: (i) в протасисе условных предложений (Bera etorriko balitz ere… ‘Даже если бы он сейчас пришел’); (ii) в некоторых причинных клаузах (Hori eginagatik ere, ez du ezer lortuko ‘Даже если (он это) сделает, он ничего не добьется’); (iii) с вопросительными местоимениями, в сочетании с глагольным префиксом bait‑ (Non ere, noiz ere aurkituko baitut… ‘Где бы, когда бы я его ни нашел…’); и др. Реже в уступительном значении употребляется причинный послелог (a)gatik с причастием СВ (ikusiagatik ‘хотя увидел’).

Дискурсивные частицы в Б. я., как и в других «малых» языках Иберийского полуострова, в основном заимствованы из испанского языка: beno (< bueno) маркирует абсолютное начало подготовленной речи, конец разговора или темы; eske (<es que) вводит объяснение действий говорящего; benga (< venga) отвергает слова или аргументы собеседника, или же призывает собеседника к совершению упомянутого действия. К исконно баскским частицам относятся, например, ba (широкий спектр значений, в частности: сомнение, заполнение паузы хезитации; внесение альтернативного предложения) и ordu(a)n (приглашение собеседника к развитию темы, к внесению альтернативного предложения).
Также заимствована вся табуированная лексика, употребляющаяся не в прямом значении, а для выражения эмоций.

Грамматические описания, историческая грамматика, диалектология
Euskal gramatika laburra: perpaus bakuna (2002) Bilbo: Euskaltzaindia.
Gèze, Louis (1873) Éléments de grammaire basque (dialecte souletin) suivis d’un vocabulaire basque-français & français-basque. Bayonne.
Hualde, José Ignacio; Ortiz de Urbina, Jon (eds.) (2003) A Grammar of Basque. (Mouton Grammar, n. 26). Mouton de Gruyter.
Hualde, José Ignacio; Lakarra, Joseba; Trask, R. L. (eds.) (1995) Towards a history of the Basque language. Amsterdam, Philadelphia: Benjamins.
Lafitte, P. (1979) Grammaire Basque. Navarro-Labourdin Littéraire. [A descriptive grammar of eastern dialects. Phonology. Morphology. Syntax.]
Mitxelena, Koldo (1961) Fonética histórica vasca. Donostia: Gipuzkoako Foru Aldundia.
N’Diaye, Geneviève (1970) Structure du dialecte Basque de Maya. The Hague, Paris: Mouton, 1970.
Rebuschi, Georges (1982) Structure de l’énoncé en basque. Université Paris VII. (Collection ERA 642, numéro spécial).
de Rijk, Rudolf P. G. (2008) Standard Basque: A Progressive Grammar. Cambridge, Mass.; London: MIT Press.
Saltarelli, Mario [with Miren Azkarate, David Farwell, Jon Ortiz de Urbina, Lourdes Oñederra] (1988) Basque. (Croom Helm descriptive grammar series.) London, New York, Sydney: Croom Helm.
Trask R. L. (1997) The History of Basque. Routledge.
Zuazo, Koldo (2003) Euskalkiak, Herriaren lekukoak. Donostia: Elkar, 2003.
Специальные исследования
Azkarate, Miren; Patxi Altuna (2001) Euskal morfologiaren historioa. Donostia: Elkar.
Bakker, Peter; G. Bilbao, N. G. H. Deen, J. I. Hualde (1991) Basque pidgins in Iceland and Canada. Anejos de ASJU, XXIII.
Hualde, José Ignacio (1991) Basque Phonology. London, New York: Routledge.
Hualde, José Ignacio; Ortiz de Urbina, Jon (eds.) (1993) Generative studies in Basque linguistics. (Amsterdam studies in the theory and history of linguistic science. Series IV: Current issues in linguistic theory, v. 105.). Amsterdam, Philadelphia: John Benjamins.
Iverson, G. K.; Oñederra, M. L. (1985) “On Basque Palatalization” // Folia linguistica : Acta Societatis Linguisticae Europaeae, 1985, v. XIX, n. 1–2.
Lafon, R. (1944) Le système du verbe Basque au XVIème siècle. Delmas, Bordeaux [Переиздание: Elkar, 1980].
Lüders, Ulrich L. (1993) The Souletin Verbal Complex: New Approaches to Basque Morphophonology. München, Newcastle: Lincom Europa, 1993.
Ortiz de Urbina, Jon (1989) Parameters in the Grammar of Basque. Foris Publications USA, 1989.
de Rijk, Rudolf P. G. (1998) De lingua vasconum: Selected writings. Bilbo / Bilbao: Euskal Herriko Unibertsitatea / Universidad del Pais Vasco.
Oyharçabal, Bernard (1985) Les relatives en Basque. Université Paris VII, 1985.
Txillardegi (1984) Euskal azentuaz. Donostia: Elkar.
Wilbur, Terence H. (1979) Prolegomena to a grammar of Basque. (Amsterdam studies in the theory and history of linguistic science. Series IV: Current issues in linguistic theory, v. 8.). Amsterdam: John Benjamins.
Zuazo, Koldo (arg.) (2000) Dialektologia gaiak. Vitoria-Gasteiz: Euskal Herriko Unibertsitatea / Universidad del Pais Vasco; Arabako Foru Aldundia / Diputación Foral de Álaba.
Словари
Azkue, Resurrección María de. 1905–6. Diccionario vasco-español-francés/Dictionnaire basque-espagnol-français. Bilbao: Azkue/Paris: Geuthner.
Dictionnaire Elhuyar Euskara-Frantsesa/Français-Basque (2004) Donostia: Elhuyar [2 переизд.: 2006]. 36000 слов.
Elhuyar Hiztegia: Euskara-Gaztelania / Castellano-Vasco (2006) Donostia: Elhuyar. 88000 слов.
Hiru Mila [3000]: Hiztegia Euskara-Gaztelania, Gaztelania-Euskara (1996). Fundación Aurten Bai–Bostak Bat. Deputación Foral de Biscaia. 93000 слов.
Tovar, Antonio; Agud, Manuel (1988–1995). Diccionario etimológico vasco. Donostia-San Sebastián: Eusko Ikaskuntza.