На первый взгляд все просто: стихотворение написал старик на пороге смерти, он бросает взгляд на прожитую жизнь и ему кажется, что еще недавно он был молод, чернобород, со звонким голосом и уверенной походкой. И вдруг он понимает, что постарел, жизнь прошла, и что-то важное изменилось, но что – он упустил, не заметил.
К этому «что-то важное изменилось» мы еще вернемся. А пока попробуем разобраться с загадкой: дело в том, что Хименес написал это стихотворение в ранней юности. Откуда этот стариковский взгляд? Как он мог почувствовать это отчаяние упущенного, пропажу жизни, как мог совершить он удивительно тонкое превращение в старика?
Конечно, один из ключей – это близость смерти, которую Хуан Рамон предчувствовал, будучи уверенным, что умрет молодым. В 1901 году, когда умирает его отец, а семья оказывается на пороге разорения, он попадает в психиатрическую лечебницу (впоследствии депрессия будет преследовать его всю жизнь). Однако раздвоением личности он не страдал никогда, а значит, «я ли это» - не болезнь и не сон.
Вглядимся поподробнее. Это я хожу по комнате, или это нищий, что бродил по моему саду с наступлением сумерек? Отметим, что сад здесь – «мой», знакомый, и что в него вторгается нищий (у Дубина нищий почему-то «сегодняшний» и бродит он за садом). Пока рассказчик слышит шаги и не понимает, свои или чужие – вдруг бродивший по саду нищий зашел в дом?
Я смотрю вокруг и нахожу, что все то же самое и не то же самое. Эту ключевую фразу мы услышим еще раз в конце стихотворения. В ней – суть страшного ощущения: что-то поменялось, но я не знаю, что. Рассказчик находится в мире, в котором он не уверен, и, чтобы удостовериться, проверить самого себя, он начинает задавать себе вопросы. Их лучше переводить на русский, добавляя слово «разве». Разве окно было открыто? Разве я не засыпал? Разве сад не зеленел от луны? Небо было голубым и чистым, а сейчас тучи, ветер и сад в тени…. Сад уже не «мой», он чужой, и чужое становится все вокруг, в том числе, и сам рассказчик: По-моему, моя борода была черной, а я был одет в серое. А сейчас моя борода седая, и я в трауре… Сплошные многоточия разделяют фразы, словно бы автор понемногу оглядывал сам себя, замечая все больше изменений, которые ввергают его поначалу в задумчивость, а потом – в панический ужас: Разве это моя походка? А голос, который звучит во мне – разве в нем ритмы моего голоса, который был у меня раньше? Я ли это – или я уже не я, а тот нищий, что бродил по моему саду с наступлением сумерек? Изменился не только мир: изменилась одежда, внешность, голос… Не изменился ли сам рассказчик, не произошла ли с ним какая-то страшная метаморфоза? Беспомощный, он вновь поднимает глаза: Я смотрю вокруг. Тучи и ветер. Этот сад во мгле…
И – в многоточиях – странное И вот я иду и возвращаюсь... Так говорят о часто совершаемых путешествиях. Возможно, это путешествие – жизнь? Или он ходит туда-сюда по комнате, меряя ее нервными шагами?
Так значит, дело не в том, что я заснул? Сон как попытка объяснить все эти страшные перемены отпадает. Надежды нет: Моя борода седая. И все то же самое и не то же самое.
Физического движения в этом стихотворении нет: рассказчик смотрит в окно из комнаты. Зато есть временное: был вечер, сумерки, по его саду бродил нищий (возможно, одно из олицетворений смерти), потом пришла ночь, вышла луна, бросая зеленые отблески на сад, а сейчас – темень, мгла, тучи, ветер. Все свидетельствует о переходе от спокойствия к беспокойству и неопределенности. Параллельно происходит трансформация персонажа из молодого статного чернобородого поэта с уверенной походкой и звонким голосом в одетого в траур старика с неровной речью, нервно меряющего комнату шагами. Что за сторонняя сила (нищий?) вторглась в «его» сад и захватила его, подчинила себе, превратив в нищего? Мы не знаем. Но знаем другое: поэт пережил сильнейшую встряску, осознав, увидев воочию присутствие этой силы, которая делает знакомый мир чужим и незнакомым.
Как и многие другие, я понимаю, что это стихотворение – одно из самых необычных и самых гениальных стихотворений Хуана Рамона. Недаром знаток и ценитель Хименеса Анатолий Гелескул остерегся его переводить… Отметим, что перевод Дубина необычайно близок по смыслу к оригиналу, но – вот чудо! – ощущение присутствия той силы, что владеет автором оригинала теряется… Разберем недочеты: «бродивший за садом сегодняшний нищий» не вызывает страха. У Хименеса нищий вторгается в его сад – а впоследствии в него самого. И «сегодняшний» превращает образ смерти в назойливого попрошайку (а что, был вчерашний?). «Окно было настежь. Небо цвело синевою» напоминает скорее радостные стихи Фета. У Хименеса все намного схематичнее и проще, в отличие даже от других его стихотворений той же эпохи. Простота слов и создает ощущение краха, ужаса. Упустив один вопрос из серии «разве» Дубин теряет ритм страха (впрочем, нагоняет его через стих, разбивая один вопрос Хименеса на два). «Этот голос, что и томит, и тревожит» - попытка эксплицировать, что должен чувствовать рассказчик – у Хименеса не названа вслух ни одна эмоция! – но «томить и тревожить» - слабо для этого стихотворения! Испанец назвал бы это angustia – иррациональный, глубинный ужас перед лицом неотвратимого. Наконец, странная интерпретация Y voy y vengo как «обхожу дом» выводит ситуацию метафизического разглядывания (напомню, что герой не выходит из комнаты) к обыденному пространству дачного поселка. Не хочу критиковать эту попытку досказать, додумать, домыслить. У переводчика нет выхода – он вынужден дать свою версию, свое видение, понять непонятное, чтобы передать его читателям. Сила стихотворения такова, что она проглядывает и в переводе, несмотря на уменьшительные «бородки» и досказания. Тем не менее, я надеюсь, кто-то осмелится на следующий перевод – необязательно лучший – но не менее правильный.

Прочитать интересную критическую статью на испанском